Данке наступили на ногу, и она опомнилась, а потом покраснела густо-густо, словно пассажиры троллейбуса могли прочесть ее мысли. Самое место предаваться таким воспоминаниям! Но те продолжали преследовать ее, и к концу пути Дана вынуждена была признать — не одним мужчинам хочется большего.

Или может, она в душе совершенно развратная женщина? С чего бы тогда мечтать, представляя, что бы с ней дальше делал Даниял, решись она дойти с ним до конца? Данка даже чуть было не пожалела о своем решении, к счастью, троллейбус прибыл на нужную остановку.

Сатима бросилась ей на шею, а Дана вдруг обнаружила, что не может посмотреть подруге в глаза. Как будто она сделала что-то постыдное, за что чувствует себя виноватой.

В буфете на большой перемене Сати рассказывала о родственниках, которых они проведывали с братом, и в другое время Данка с удовольствием бы послушала. Обычно ей очень нравились рассказы подружки о многочисленной родне, где все время что-то происходило.

Сейчас Данка слушала вполуха, задумчиво крошила булочку, рассеянно кивая и невпопад делая замечания. Наконец у Сатимы иссякло терпение.

— Если тебе неинтересно, ты можешь сказать, я не обижусь. Но ты витаешь мыслями где-то не здесь, а я зря надрываюсь! — с упреком проговорила подруга, и Данка поспешила ее обнять.

— Прости. Прости меня, Сати. Но пока вы с Рустамом уезжали, тут кое-что произошло, и я даже не знаю, как мне рассказать, чтобы только ты не подумала обо мне плохо.

Она начала говорить быстро, торопливо, боясь, что передумает. Надо рассказать Сати все, все как было — и то, что она позволила Даниялу намного больше, чем стоило позволять практически незнакомому мужчине. И про горячее дыхание на своей шее. И про руки, которые пробрались под бюстгалтер и накрыли ее грудь, открыв Данке такую чувствительные точки на собственном теле, о которых она даже не догадывалась.

Сати слушала, опустив голову, и чем дольше Дана говорила, тем больше понимала, что подруга ее осуждает. Стало даже обидно, ведь она делится с ней, как с близким человеком, как вот с сестрой поделилась. И вовсе не для того, чтобы увидеть в черных глазах осуждающий блеск.

— Ты считаешь, я плохо поступила, — сказала она глухо, — но Сати, он мне нравится. И он вчера пришел к нам, уже после того, как мы попрощались. Попросил Олю разрешить нам встречаться, а потом сказал, что хочет жениться на мне, когда вернется из Швейцарии.

Сатима вскинула пылающее лицо и гневно сверкнула глазами.

— Я тебя осуждаю? Как ты могла такое подумать, Дана, мы же подруги! Просто я… — она стушевалась, замялась, комкая в руках салфетку, — я не знаю, как тебе сказать.

— Что? — Данка почувствовала внутри легкий холодок. Сатима сжала ей руку.

— Тебе нельзя встречаться с Даниялом, Дана. И я не знаю, как он может делать тебе такие предложения. У него есть невеста, Зарема Арисханова, Арисхановы с Баграевыми уже давно сговорились, Дану пятнадцать лет было, а Зареме пять. У них скоро свадьба, все ждали, когда Заре исполнится восемнадцать.

— Свадьба? — слабо переспросила Данка, чувствуя, как слабеют ноги. — А это точно? Он ведь может передумать?

— У нас, когда родители сговариваются, дети не перечат. Так не принято, — покачала головой Сатима, — и Даниял столько лет не женился, выполнял договоренности. Они хотят объединить компании, Баграевы с Арисхановыми. Арисхановы — старинный знатный род, это честь с ними породниться, хоть Баграевы и богаче. Дядя Шамиль не раз говорил, как много ждет от этого брака… Что с тобой, Даночка, не плачь, ну прости, но я не могла промолчать. Не обижайся, прошу!