— Одевайся!

Только сейчас она сообразила, что стоит перед ним в трикотажной футболке и шортах — квартира выходила на солнечную сторону, и в такие дни, как сегодня, когда солнце заливало весь дом, было очень тепло. Но Дан старательно отводил взгляд от ее голых ног, поэтому Данка поторопилась скрыться в глубине квартиры.

— Будешь кофе? — крикнула погромче.

— Нет, спасибо, я завтракал. У вас жарко, я подожду в машине, — донеслось из коридора, а потом следом: — Телефон возьми, у меня в машине зарядка.

Дверь хлопнула, и стало тихо. Дана выудила из недр шкафа Ольгины утепленные спортивные штаны — это было единственное, что хоть отдаленно напоминало горнолыжную одежду. Они даже не были непромокаемыми — ни одна из них горнолыжным спортом не увлекалась, и в такой одежде необходимости не было.

Пуховик Данка надела свой — во-первых, он не длинный, в нем удобно, а во-вторых, все равно другого не было. В демисезонной куртке она точно замерзнет. Сунула в карман ключ и сбежала вниз.

Даниял стоял возле «гелика», и Данка снова ощутила себя невыразительным пятном на фоне сверкающих на солнце поверхностей внедорожника и умопомрачительного мужчины рядом. Тем временем Дан скептически осмотрел ее с ног до головы.

— Ты так вымокнешь, Дана, — и как у него звучит с придыханием это «Дана»! — твоя одежда совершенно не годится. Давай сейчас заедем в магазин…

— Тогда я не еду, — быстро сказала Данка, придерживая дверцу. Даниял бросил на нее тот самый непонятный взгляд.

— Ты очень странная девушка, Дана. Садись, поехали.

— Я не собираюсь валяться в снегу, — примирительно сказала Данка, устраиваясь на переднем сиденье, — мы ездили с ребятами кататься на тюбах, они устойчивые. Вот когда на санках катаешься, тогда да, ты как снеговик.

— Тебе неинтересно попробовать на сноуборде или лыжах?

— Не знаю… Наверное, экстрим — это не мое. А ты где научился?

— Мы с друзьями часто выезжали в Альпы.

— Ясно, — хмыкнула Данка, — прости, как я могла забыть. Куршавель?

— Ишгль, Вербье, — начал перечислять Дан, то ли не уловив в ее голосе ехидства, то ли не обратив на него внимание, — ну и Куршавель тоже.

Снова Дана наглядно увидела черту, которая отделяла ее от человека, выросшего среди денег, больших денег. Единственное, что подкупало — он говорил о роскоши не кичась, без позерства, как о чем-то само собой разумеющемся. И не его вина, что для Данки это было как рассуждать о лунных пейзажах — красиво и завораживающе, но недоступно, а потому не очень интересно.

Она отвернулась к окну и замолчала, Дан тоже молча вел машину. Ну и пусть. Это даже хорошо, что она согласилась поехать. Пусть он поймет, что ему с ней скучно, говорить не о чем, тогда может быть, поскорее исчезнет из ее жизни. Сама Данка, как уже было понятно, отказаться от него вряд ли способна.

Но стоило подняться на вершину горы, настроение мигом стало улучшаться. Солнце заливало все вокруг и уже совсем по-весеннему согревало. Оно словно говорило — потерпите еще немного, скоро я уже приду насовсем и растоплю весь этот снег. Снег высился сугробами едва ли не до пояса, но уже начинал таять, пусть и схватываясь коркой, при этом искрясь и ослепляя.

Даниял несколько раз спустился с горы на сноуборде, и Дана восхищенно наблюдала за его спусками — как же красиво у него все получалось! По сравнению с Баграевым остальные сноубодисты казались неуклюжими и косолапыми медведями. А потом он вернул борд и пошел с ней на горку с тюбами, было очень приятно узнать, что кататься на тюбах они будут вместе.

— Я не хочу, чтобы ты скучала, — ответил Дан на ее слабые попытки убедить, что ей не скучно, а напротив, очень весело, — сноуборд от меня никуда не денется, а вот ты можешь.