Виталий продолжал смотреть в одну точку и курил.

«Черт, хотя бы Васек был здесь, – подумал Петя. – Вдвоем бы мы быстрее расшевелили».

Он внимательно посмотрел на Виталия, пытаясь по выражению лица друга определить причину происходящего с ним.

Что-то в нем было не так, но Петя никак не мог сообразить, что именно.

Безжизненный взгляд? Мертвые глаза?

Да, но Бойков уже видел у Виталика такие глаза. Это было давно. Но было. Дрожащие руки?

Он же видел, как у Виталия дрожали руки. А учитывая, сколько тот выпил, ничего странного в том, что у него дрожат руки, не было.

Виталий продолжал курить. И неожиданно Петя понял, что же именно не так.

На правой руке Королева, сантиметрах в двадцати повыше ладони, был жуткий шрам, покрытый коркой запекшейся крови. Будто кто-то впился зубами Виталию в руку и не разжимал челюсти до тех пор, пока не прокусил ее насквозь.

Петя почувствовал, как от этого зрелища его охватывает ужас.

Он взял у Виталия бутылку и сделал несколько глотков подряд.

– Что у тебя с рукой? – хрипло спросил он, возвращая бутылку Королеву.

Этот вопрос словно пробудил Виталия от спячки и вернул к реальности.

– Натаха умерла, – ответил он, по-прежнему глядя мимо Бойкова.

Петя поперхнулся:

– Как «умерла»?

– Вот так и умерла, – пожал плечами Виталий. – Как все люди умирают?

– Когда?

– Три дня назад похороны были.

– А почему ты не сказал раньше?

Наконец-то Виталий посмотрел Пете прямо в глаза. На Бойкова дохнуло холодом.

– А зачем?

– Ну как? Мы же ее тоже знали. А как это произошло?

– Какая теперь разница. – Виталий помолчал. – Знаешь, Петро, я же все это время по городу носился как ненормальный. Не знал, куда деться. Вообще не знал, что делать. Очень жалел, что вас с Васьком нет. И все-таки не мог найти силы сразу сюда приехать. Хотел, но не мог. Водку жрал все это время. Видишь, только сегодня смог влезть в электричку и доехать. Понял, что, если не поговорю с кем-нибудь из своих, просто сойду с ума. Я ведь даже повеситься пытался. – Виталий усмехнулся. – Но не вышло. Видать, Господь Бог от меня еще чего-то ждет.

Бойков слушал Виталия, смотрел на его руку, и у него зарождалась страшная догадка.

– Понимаешь, Петро, – продолжал тем временем Виталий, – когда Натаха умерла, я вдруг сразу очень многое понял.

– Что именно?

– Очень многое. Про жизнь. Вообще про все. Я понял, что я живу не так, как надо.

– А как надо?

– Этого я еще не понял. – Виталий покачал головой. – Но понял, что все надо в жизни менять. Я не вернусь больше в училище. В Москву поеду.

– Все равно тебя через год в армию заберут.

– Не заберут, – снова усмехнулся Виталик. – Найду способы отвертеться.

Он закурил новую папиросу, и вновь перед Петиными глазами мелькнул рваный шрам. Бойков сглотнул.

– Что у тебя с рукой?

– Прокусил.

Петя закашлялся.

– То есть как «прокусил»? Сам?

– Ну а кто же еще?

– Зачем?

– Жертва. Помнишь, нам на истории рассказывали, как древние люди приносили других людей в жертву? Я ведь, когда вешался, тоже хотел принести себя в жертву. А Бог не дал мне повеситься. Я тогда взял и прокусил себе руку. Это как бы Богу за то, что он мне жизнь оставил.

В другое время Петя принял бы эти разговоры Виталия за пьяный базар или подумал, что тот накурился конопли. Но он понимал, что это не так.

И все-таки Петя успокоился. При всей трагичности ситуации одно было хорошо: Виталий не убивал Наташу. Еще десять минут назад Бойков подозревал лучшего друга в этом, а сейчас ему было мучительно стыдно за себя.

Он хлопнул друга по плечу:

– Знаешь, Виталь, я ведь когда этот шрам увидел вначале, то подумал… – Петя осекся.

Глаза Королева сузились.