В отличие от своей будущей жертвы, убийца спал крепко, без сновидений. Проснувшись как всегда в семь утра, он провел обычный комплекс утренних мероприятий (зарядка, мытье, бритье, завтрак), уютно устроился в кресле и вплоть до шести вечера отдыхал – читал любимые газеты («Коммерсант», «Сегодня»), смотрел телевизор, дремал (с перерывом на обед, разумеется)…

Ровно в шесть убийца поднялся, сладко потянулся и начал неторопливо одеваться.

– Ви-и-тусик! – зычно окликнула Попкова супруга, завершившая наконец трехчасовую телефонную беседу с подругой. – Совсем забыла тебе сказать! Вчера вечером, в твое отсутствие заходила Катька Меньшикова со второго этажа. На Вовика жаловалась (Зинаида Михайловна имела в виду тринадцатилетнего сына Попковых). Говорила, кошку ее повесил на заборе. Требовала высечь мальчика! – в голосе госпожи Попковой звучала едкая ненависть.

– Ну а ты? – поинтересовался Виталий Николаевич, аккуратно зашнуровывая ботинок.

– Послала эту костлявую лахудру к едрене фене! И предупредила: «Больше сюда не суйся, проблядь! Волосы повыдергаю!»

– Правильно поступила, Зинуля, – одобрил Попков. – Высечь! Ишь, деловая! Из-за такой ерунды ребенка бить! Совсем народ озверел!..

К концу рабочего дня Роман Петрович успел провернуть уйму дел: провел несколько важных встреч с представителями различных фирм, договорился о банковском кредите на выгодных для «Цезаря» условиях, заключил сулящий немалую прибыль контракт с американцами… Вместе с тем он не испытывал ни малейшего удовлетворения от достигнутых успехов. Гаврилов чувствовал себя морально измотанным, опустошенным. Сердце грызла беспричинная тоска. А уж мысли посещали бизнесмена ну совершенно непривычные!

«Все суета, мышиная возня, – печально думал он. – Бегаем, копошимся, мухлюем, хапаем здесь… хапаем там. Хочется больше, и больше, и больше! А зачем?! Богатство в могилу не унесешь. На том свете баксы не потребуются! Призовет меня Господь пред очи свои да спросит:

– Скажи-ка, Рома, чем занимался ты всю свою земную жизнь?

– Деньги зарабатывал, – отвечу я.

– И куда ты их тратил, человече, кроме как на прокорм семьи?

– Проедал, Господи, проматывал, барахло покупал, но по большей части копил.

– Накопил?

– Накопил.

– А сирот голодных видел? Стариков нищих замечал? Мог поделиться с ними малой толикой?

И нечем мне будет оправдаться.

– Видеть – видел, замечать – замечал, однако делиться не хотел. Жадничал!

И нахмурится Господь и скажет:

– Грехов у тебя, Рома, немерено, а вот дел добрых за тобой не числится. Ступай-ка ты в геенну огненную!»

– У-у-у-о-о-а-ах!!! – содрогнулся Гаврилов, чуть ли не физически ощутив нестерпимо палящие языки адского пламени. К горлу подкатило удушье, в глазах помутилось от страха, тело сделалось на мгновение чужим, непослушным.

– Наваждение какое-то! – с трудом переведя дыхание и выпив залпом стакан холодной воды, пробормотал он. – Будто некто посторонний разговаривал сейчас со мной. Мистика! Виновато, конечно, переутомление, хотя действительно не мешало бы передать определенную сумму в детский дом, находящийся как раз в двух кварталах от офиса. По слухам, там детей кормить нечем. Надо помочь сироткам в ближайшее время. Не разорюсь!.. Или не тянуть резину, отправить деньги прямо сегодня, и не по банковским каналам? Сейф-то битком набит наличными! Нет, лучше завтра, даже послезавтра. Необходимо все хорошенько взвесить, подвести баланс… Чтоб, значит, не в ущерб фирме!..

В половине восьмого вечера позвонила жена.

– У тебя все в порядке? – взволнованно спросила она.

– Да, – несколько удивленно ответил Роман Петрович, уже в значительной степени оправившийся от недавних переживаний. – Чего ты всполошилась?