Я помню, как та девушка стояла между спасателями на нетрезвых ногах, снова и снова извиняясь. Уже тогда я почувствовала, что происходит что-то неладное. Грейсон не только погубил мою карьеру, он чуть не погубил ее.

– Я подписала соглашение о неразглашении, – тихо повторяю я Уиллоу, будто стены могут подслушать наш разговор и выдать мои секреты. – Даже то, что я рассказываю тебе о его участии в этих событиях, может повлечь за собой неприятности. А если я признаюсь вслух, что Грейсон имеет хотя бы какое-то отношение к той автокатастрофе или моей травме, – мне конец!

Деверо – одна из самых влиятельных семей в Роуз-Хилле. Их друзья, включая адвоката Джоша Блэка, вращаются в высших кругах общества. И под высшими кругами общества я имею в виду богатых и известных людей. Они живут в Роуз-Хилле десятилетиями, и все в округе знают их фамилии. Поэтому неудивительно, что, несмотря на то что Грейсон был виновником аварии, почему-то расплачиваюсь за все я!

Когда об этом происшествии пронюхали СМИ, Деверо нашли рычаги давления, которые они смогли бы использовать против меня. Встречный иск о клевете похоронил бы мою семью, поэтому я подписала соглашение о неразглашении, покупая наше спокойствие. Подписание этого документа означало, что моя мать больше не может давить на семью Деверо, а я могу спать спокойно, не терзая себя чувством вины.

Да, да, чувством вины.

Мистеру Деверо удалось свалить всю вину на меня, а я позволила себе поверить в это.

В этом и состояла моя ошибка. Мне не следовало сдаваться раньше времени. Я должна была опровергнуть иск о клевете и подать иск на Грейсона о причинении вреда моему здоровью, ведь страховка предоставляется только в этом случае.

– О, Вайолет! – шепчет Уиллоу и закрывает глаза. – Вот черт!

– Могло быть и хуже, – говорю я.

Это тоже ложь.

Я чувствую, что Грейсон не оставит это просто так, а значит, и я не могу.

– Что ты собираешься делать? – спрашивает Уиллоу. – Я могу тебе чем-то помочь?

Глядя на свою лучшую подругу, я выпрямляюсь и убираю волосы с лица. Я знаю, что она готова за меня бороться. Ради меня она поставит на кон все, что у нее есть, и, без сомнения, ради нее я сделаю то же самое. Мы с Уиллоу больше чем подруги, больше чем сестры.

– Я собираюсь его игнорировать, – киваю я самой себе, считая избегание Грейсона Деверо отличной идеей. – У нас достаточно большой кампус.

– Ты говоришь так, будто пытаешься убедить в этом больше себя, чем меня, – фыркает Уиллоу. – Ну ладно. Будем играть по-твоему, Рис.

Встав с кровати, я ощущаю дискомфорт в ноге и, морщась, уже предчувствую, что сегодня будет слишком тяжелый день для моих ног. Опираясь коленом на кровать, я провожу рукой по задней поверхности икры, нащупывая аккуратный шрам, который начинается на несколько дюймов ниже колена и заканчивается над лодыжкой. Навыки пластического хирурга, приложившего к нему руку, позволили сделать шрам менее заметным и не таким уродливым, как после первой операции. Прошло достаточно времени, чтобы шрам начал сливаться с кожей моей голени. И сейчас я, к счастью, могу ходить самостоятельно, а не передвигаться на инвалидной коляске.

Когда-то мои икроножные мышцы были сильными, а ноги хорошо держали меня во время вращения на пуантах. Теперь они стали настолько слабыми, что только усердная работа поможет вернуть им силу, чему очень мешает боль.

Я помню, как на один из сеансов физиотерапии пришла моя мать. Тогда все время она просидела на металлическом стуле в углу, наблюдая за мной, а в конце сказала:

– Ты все еще двигаешься как танцовщица.

Это был не тот комплимент, на который я рассчитывала, но все же я и правда по-прежнему ощущала себя танцовщицей. В моей памяти все еще были живы ощущения, которые я испытывала, выполняя пируэты, наклоны и изящные движения своим телом. Во время танцев и балета я вращала бедрами, ступнями, коленями, а ногти на моих ногах были сбиты от многолетних тренировок. Походка балерины радикально отличается от походки человека с травмированной ногой.