И все-таки факт остается фактом: американцы свои войска из Китая вывели. Почему? Видимо, сыграл роль весь комплекс политических факторов тех лет, а в этом комплексе, как уже было сказано, немалое значение имела инерция сотрудничеств, компромиссов и т. д. Во всяком случае, неправы те, кто говорит, что СССР вывел войска из Ирана лишь потому, что Трумэн «пригрозил ядерной дубинкой». Если бы американцы столь непоколебимо уверены были в силе этой своей «дубинки», разве повели бы они себя так, как повели в Китае, да и в других частях света?
…Впрочем, всё вышесказанное – это, так сказать, взгляд из России, точки зрения российских историков, политиков и писателей. Однако в самом романе читатель встретит несколько иные взгляды и отношения к происходившему тогда в Иране. Он узнает об отношении к делу самих иранцев, и вот в этом-то, конечно, и заключается главный интерес романа для российского читателя.
Переводчик надеется, что российский читатель, взявший в руки эту книгу и дочитавший ее до конца, не пожалеет об этом. Также мне хотелось бы выразить сердечную признательность «Фонду исследований исламской культуры» – иранскому фонду, расположенному в Москве, – и его директору, доктору Хамиду Хадави. Именно благодаря их моральной и материальной поддержке я смог выполнить этот перевод.
Особенная благодарность – Джахангиру Хабибулловичу Дорри, известному лингвисту и литературоведу, иранисту, взявшему на себя окончательную редакцию текста моего перевода. Он – иранец по национальности, его отец был членом Меджлиса Ирана, так что языком Джахангир Хабубуллович владеет блестяще и определенные языковые нюансы перевода он улучшил. Но уже само его участие в работе над текстом может и должно являться предметом гордости как переводчика, так и всех, кто готовил эту книгу к печати.
И российскому читателю должно быть ясно с самого начала: в книге, в силу коллективности труда над ней, не содержится никаких вольностей перевода; читатель получает литературный продукт, стопроцентно соответствующий оригиналу. И мы пожелаем переводу книги на русский язык долгой жизни и читательского успеха.
А.П. Андрюшкин
Жертвы заветного сада
Я не видел ни одного животного, которое не чувствовало бы, что такое жалость и сострадание. А ведь я не животное.
1
Всегда именно так и бывает. Я говорю о выборах. До них и после них чего только не случится, и никуда не денешься. Так уж суждено. Это как дым от далекого огня – очень далекого, но дым виден всем. Так и выборы. Может, если бы не они, и Кавам не нашел бы предлога вмешаться в дела Азербайджана, и газета, радио не развили бы столь бурной активности и не нуждались бы в таких людях, как Балаш. Сель двинулся, и его было не остановить. Хотя и говорили, что армию вводят лишь для наблюдения за выборами, во избежание фальсификаций. А в политику, дескать, вмешиваться она не будет. Где это, мол, видано, чтобы войска вмешивались в политику? Войска войсками, а политика политикой. Иначе солдат называли бы политическими деятелями, а политиков солдатами.
Балаш старался, как мог, жалеть, щадить отца. Именно поэтому он предпочел бы больше работать в газете, а не на радио. Но передачи были популярны, и его голос, его самого узнавали во многих городах. Относились с большим уважением, и друзей у него появилось много благодаря радио. Самых разных друзей – от простых людей до начальствующих. Всякий раз, когда в студию приезжали Пишевари или Бирия[1], именно он предварял их речи или говорил что-то после, например читал стихи. И оба вождя к нему хорошо относились, особенно Бирия, который и сам писал стихи, а выступления его вызывали у народа ответные чувства. И Пишевари знал, что Балаш не только на радио работает, но и в газете «Азербайджан», и вел себя с ним как с коллегой-журналистом: