– Хватит! – воскликнул Шабо и, вероятно, так тряхнул Нортию, что Риша услышала, как у той щелкнули зубы. – Угомонись! Я сам принесу все бумаги! Простите ее, – обратился он к гостям, – мы все сейчас переживаем тяжелое время, а у нашей подруги ранимое сердце… – Нортия зарыдала. Родители Коралл растерянно ахнули, а сама потенциальная невеста тяжело вздохнула. Риша не поняла, почему, но тут же рыдания Нортии зазвучали глухо – похоже, что она уткнулась Шабо лицом в грудь.

– Ничего, ничего, – с отчаянной бодростью обратилась Риша к зрителям, невольно сожалея о том, что все они не слепы, как она (насколько тогда было бы проще!), – мы очень близки, все трое…

– До чего же свободные нравы в твоем доме, голубушка, – натянутым голосом произнесла мать Коралл.

Риша скованно улыбнулась ей, а Шабо тем временем сумел успокоить Нортию и усадил ее на подушки рядом с сестрой. Риша тут же придвинулась к ней и обняла за плечи. Нортия, все еще всхлипывая, поникла головой к Рише на плечо, косвенно доказывая тем самым всем собравшимся, что они трое и вправду близки. Шабо отправился за вторичной порцией чая и мать Коралл вызвалась помогать ему. Отец, закурив новую трубку, попытался неловко утешить оставшихся на его попечении:

– Ничего, обойдется. Зятек-то у нас не промах.

Понятное дело, никого его слова не убедили. Однако вскоре подоспел новый ароматный чай, слезы Нортии высохли, а гости слегка перевели дух. Шабо пошел было за необходимыми бумагами и Риша удержала его за руку.

– Мне нужно посоветоваться с тобой, – сказала она.

Шабо помог ей подняться и, извинившись перед гостями, брат и сестра вышли в укромную спаленку Ришы и Нортии, где хранились ценные вещи их маленького семейства. Котенок, встревоженно сопя (мяукать он не умел), увязался за ними.

– Ты не обязан идти на уступки ради меня, – торопливо зашептала Риша, как только они остались наедине. – Я состою на дворцовой службе, хозяева благоволят ко мне и нет никаких резонов…

Шабо легонько погладил ее по голове и положил руку ей на плечо.

– Послушай, Мариша, – ласково сказал он, и она затрепетала: насколько густо ласковость эта была замешана на печали, – все, что ты говоришь, очень хорошо. Твои слова бы да богам в уши. Но неужели ты не допускаешь и мысли, что все добры с тобой лишь до тех пор, пока я… пока еще ничего не случилось? Мы не можем знать наверняка, чем закончится ночь мистерий, но хотя бы… какой-то контроль, хоть какую-то уверенность в будущем могу я себе позволить? – он сглотнул, сжав пальцы на плече сестры. «Он ведь тоже готовится к смерти, – сообразила Риша. – Готовится пожертвовать собой – ради меня».

– Император позабо… – начала было она доверительно, но из общей комнаты донеслись бурные выкрики: как оказалось, предоставленные самим себе гости времени зря не теряли.

– Ишь, чего удумала! С чего это я должна извиняться перед тобой! – с новой энергией разорялась Нортия, а мать Коралл под тихий увещевательный шелест дочери требовала от свободнорожденной послушницы, чтобы та взяла назад адресованные ей слова насчет «гадкой плебейки». – Ведь это же чистая правда, – глумилась Нортия, – так с какой это стати я должна?..

Шабо выругался сквозь зубы и, оставив сестру в одиночестве, поспешил вернуться в комнату. Придерживаясь за стену, Риша пошла за ним, но котенок путался под ногами, и ей пришлось задержаться, чтобы закрыть его в спальне.

– Нортия, пожалуйста, прошу тебя, перестань! – услышала она терпеливый голос Шабо. – Мы все здесь плебеи, кроме тебя и господ гвардейцев, но слово «гадкий» по-прежнему звучит неуважительно по отношению к кому бы то ни было.