Виноградов хотел было что-то сказать, но его опередили.

– Это сделал сасквотч, – впервые заговорил Луис.

– Кто? – доктор живо повернулся к индейцу.

– Дикий человек гор, – ответил тот. – Огромный, как медведь. Весь покрыт волосами. Я слышал, недавно в горах убили женщину-сасквотча и двоих детенышей.

– Ерунда! – воскликнул Уоллес. – Байки, чтобы пугать новичков в горах. Я никогда не видел этих тварей. И не знаю ни одного человека, который бы их встречал. Я думаю, все объясняется проще. Негодяй сломал девушке шею. А затем рассек ей живот каким-то грубым самодельным ножом. После чего, обезумев, убийца стал расширять рану, разрывая края. Что скажете, доктор?

Ответом послужил храп Кристоферсона. Швед больше всех налегал на виски и теперь сидя спал, свесив голову на грудь.

– Что ж, неплохой совет, – усмехнулся Уоллес. – Предлагаю всем отдохнуть и поспать. Но при этом выставить караул, на случай возвращения убийцы. И первым буду дежурить я.

***

Аккуратно, чтобы никого не разбудить, Уоллес выбрался из хижины. Ветер стих. На чистом черном небе сверкали звезды, напоминающие россыпи ледышек. Капитан зажег фонарь и, топча хрустящий снег, медленно двинулся вдоль бревенчатой стены дома.

Уоллес обогнул хижину и застыл, пораженный увиденным зрелищем. На сугробе, неприкрытая ничем, даже одеждой, лежала Томасина. Ее белая кожа почти сливалась со снегом. Раны на гладком животе не было видно.

Капитан стоял, не в силах ни шевельнуться, ни произнести хоть слово. Лишь фонарь качался в его дрожащей руке. Томасина открыла глаза. Вместо обычных белков и радужки, у нее оказались черные провалы. Девушка подняла руки и опустила на живот. Пальцы стали разрывать плоть. Словно уродливый рот, открылась рана.

– Ешь меня! – завизжала Томасина. – Ешь меня, Рэй!

***

Уоллес вздрогнул и проснулся. Стер обильно выступивший пот со лба. Огляделся. В доме все спали. Капитан встал со стула. Прошел к двери. Снял фонарь, висевший на гвозде у притолоки. Стараясь не скрипеть петлями, открыл дверь и вышел наружу.

Ветер стих. На чистом черном небе, сверкали звезды, напоминающие россыпи ледышек. Уоллес с удовольствием вдохнул холодный воздух. Покачал головой, вспоминая кошмар. Смущенно хихикнул. Он уже собирался вернуться в дом, как какой-то звук, донесшийся из-за хижины, привлек его внимание.

Убедившись, что револьвер все еще висит на поясе, Уоллес тихонько двинулся вперед. С каждым шагом звуки становились явственнее. Это были хруст, хлюпанье и жалобное поскуливание. Капитан осторожно обогнул угол. Поднял фонарь повыше…

Сугроб, который скрывал тело Томасины, был разворошен. Над трупом склонилась маленькая горбатая фигурка. Она копошилась в теле девушки. Хруст становился все громче. Уоллес ошеломленно выдохнул. Фигурка повернула голову в его сторону. Капитан увидел морщинистое лицо, торчащие во все стороны седые волосы, испачканный чем-то темным подбородок.

– Мистер Бьют? – растерянно спросил Уоллес.

Старик выпрямился. Оскалил красные зубы. И тут же оглушительно заверещал:

– Хочу есть! Хочу есть! Хочу есть!

Бьют шагнул к Уоллесу. Капитан заметил в его руке окровавленный нож. Револьвер словно сам покинул кобуру и прыгнул в руку. Уоллес не целясь, выстрелил. Старик рухнул в снег.

Откуда-то со стороны хижины Гимлина послышались крики. За спиной Уоллеса, в доме, тоже зазвучали громкие голоса. А он все стоял и смотрел, как пороховое облачко тает в холодном воздухе.

Из-за угла появились Кристоферсон, Виноградов и Луис. Они остановились рядом с Уоллесом и молча уставились на жуткую картину – растерзанный труп девушки и тело старика, скорчившегося рядом. От мрачных мыслей их отвлек хруст торопливых шагов. Уоллес и остальные обернулись. К ним, размахивая руками, приближался человек. По рыжей шевелюре капитан узнал Мерфи. Ирландец кричал, задыхаясь на ходу: