– Да, но…

– А я, как добрый хозяин, должен устроить судьбу своего слуги, своего имущества, так или не так? Позаботиться о нём??

– Саша, не передёргивай… – бессильно упав на стул, сказала мать.

– Барин, матушке плохо, – подал голос Ванька.

– А ты молчи! Сам знаю! – с остервенением рванул его за волосы Александр. – Ты и виноват во всём, холоп! – снова пощёчина обрушилась на крепостного.

– Матушка, вам нехорошо?! – Пульхерия подбежала к Елизавете Владимировне.

– Нет, доченька, просто ослабла что-то… проводи меня в покои, милая, – барыня поднялась, опираясь на руку невестки, и они вышли из столовой.

– Я с тобой ещё не закончил! – с угрозой сказал Александр. – Налей мне вина! И пошёл вон отсюда!

Ванька молча выполнил приказ и оставил барина одного.

В ухе звенело после крепкой оплеухи, в груди нарастал протест. Не смея выйти из господского дома, не зная, чего ожидать от взбесившегося хозяина, юноша прошёл в свою каморку и прилёг на топчан. Нехорошие мысли одолевали его, неправедные. Никогда прежде не протестовал он против своей судьбы, внимая наставлениям матушки, которая сызмала призывала его к смирению пред волей Господа, убеждала и усовещивала всегда повиноваться хозяевам и не поднимать головы.

– Такая уж судьба у нас, Ванечка, Бог велел нам, крепостным, терпеть! – говорила она, целуя сына в вихрастую макушку, когда он прибегал к матери со слезами и с закономерным вопросом: почему Саша разбил чашку, а наказали меня?!

– Будь терпеливым, сынок, и Бог наградит тебя! – приговаривала она между поцелуями.

– И чем же он наградил меня, матушка? За мою покорность? – вопросил Ванька пустоту. – Одни тычки да оплеухи получаю и страдания невыносимые… Сбежать хочу, матушка, сбежать… Моченьки моей нет это сносить! А уж если поймают, то сразу убьют и от страданий меня избавят! Никаких сил не осталось…Может, хоть на том свете узнаю, кто мой отец и зачем я на свет родился…

Но долго предаваться пагубным мыслям ему не пришлось: прозвенел колокольчик – барин призывал в свои покои.

– Сними с меня сапоги и переобуй в домашние туфли, ноги устали! – приказал Саша, вальяжно вытянувшись на диване. Ванька опустился на колени и стал стягивать сапоги, но хозяин словно нарочно мешал ему, исподволь разглядывая слугу.

– Ну что, Ванька, продолжим наш тет-а-тет? – с издёвкой спросил он.

– Как вам угодно, барин, – парень возился с сапогами.

– А мне угодно, – расслабился наконец Саша, дозволяя переобуть себя, – поговорить с тобой о прелестях женитьбы… Квасу принеси! Оказывается, Ванька, это так хорошо, когда есть жёнушка!… Ах!

Саша развалился на диване, глядя на стоящего рядом слугу.

– Знаешь, какая она у меня сладенькая?? А?! Такие маленькие твёрдые грудки с упругими сосочками, сразу торчком встают, стоит их помять немного! Мммм! Шейка лилейная, медовая, жилка вот тут бьётся, – он показал на себе, – когда желать начинает меня сверх меры… Стонет сладко-сладко, как птичка ночная! – он мечтательно вздохнул и прикрыл глаза.

Его слова рисовали такие яркие картины перед внутренним взором Ваньки, что он стоял как на горящих углях, босые ступни жгло. Всё внутри полыхало.

– Чего топчешься? – усмехнулся Саша. – Я ещё до главного не дошёл!

– Барин, будьте милостивы, отпустите меня? Зачем мне про супругу вашу слушать? – взмолился Ванька.

– А с кем мне ещё поговорить, как не с тобой?! – возмутился барин. – С матушкой, что ли?? И вообще, где мин херц?!

– Мин херц, – послушно сказал Ванька, – неловко мне, дозвольте уйти…

– Стой, дурак! – недовольно сказал Саша. – Принеси воды умыться да влажное полотенце, обтереться хочу!