– Так что? Побежали? – снова заговорил тот самый парень, что и предложил первым бежать в Никодимово.
– Беги, Тит, беги. Без тебя там не управятся, это точно. А Ванька Бугай опять Аннушку Аникееву щупать за титьки станет, – ровесник и друг Тита Прошка Зеленухин плотоядно хихикнул.
Кочетом налетел Тит на говорившего, сбил с ног, и, уже сидя на противнике сверху, продолжал молотить кулаками.
– Я тебе дам и Анку, и Ваньку Бугая, чёрт косорылый.
На помощь Прохору кинулись парни с дальнего края деревни. За Тита встал стеной на защиту этот край Горевки. Началась драка, не лучше и не хуже других, что всегда возникали на таких мероприятиях среди молодёжи. Был бы повод. А он уже был.
В ход, помимо кулаков, пошли и колья. Девчата с визгом разбежались, освобождая место для драки. Мужская половина сельчан, которые постарше, пока участия не принимала, смотрела со стороны, нервно курила, пританцовывая, подёргивалась от нетерпения, почёсывала кулаки, ждала своей череды. Однако советы дерущимся уже давала, зорко следя, чтобы драка шла строго по неписаным деревенским законам.
– Круши!
– В сусалы!
– В гроба душу…
– Два на одного – не по правилам!
– С колом на кулак не моги ходить!
– С колом только на кол ходи!
– Брось кол, кому говорят!
– Не видишь, он проть тебя с голимым кулаком, а ты, байстрюк, в помощники кол взял?!
– Дерись, дерись, да ум не теряй, тюха недоношенная!
– Под дых! Под дых его, Тит!
– В рыло! В рыло ему цель, Прошка!
– Наша берёт!
– Кишка тонка!
– Гирьку, гирьку спрячь, чалдон!
– Себе по дурной башке гирькой-то…
– В кулаке силы нет, так ты гирькой?!
– Не моги! Не то всей деревней…
– Наших бьют! А-а-а-а!
– Бей в рожу! В рожу его!
– Коленкой его, коленкой о дурную башку!
– Повыдерну ходунки-то…
– А ты куда? Малой ещё! Молоко это…
– Так братку бьют…
– Ну-у, тада с Богом!
К тому моменту, когда луна поднялась из-за леса, над Никодимовым зарево пожара полыхало в разы ярче и зловеще, добрасывая свои отсветы и до соседней деревни. Колокола на сельской церкви гудели набатом, не переставая, жутко будоража округу.
В Горевке драка тоже была в самом разгаре: семейные мужики сошлись-таки, не сдержали их бабы и родственники.
– Уби-и-или-и-и! Ряту-у-уйте-е!
К месту драки сбежались все жители Горевки: и стар, и млад. Детишки, жёны, сёстры, бабки и деды повисли на руках мужей-братьев-сыновей и внуков. Постепенно, но накал в драке стал спадать, оставались ещё одиночные очаги, пока не иссяк окончательно. К полуночи драка прекратилась полностью. Семьями и поодиночке направились кто к колодцам, а кто и на берег Волчихи смывать с себя кровь и сопли, зализывать раны.
И пожар в Никодимово пошёл на спад. Не было того страшного, зловещего зарева, лишь вспыхнет где-то язык пламени, вырвется на простор, тут же погаснет, исчезнет. И колокола на сельской церкви замолчали, уставшие и оглохшие.
По домам не расходились, ждали огнеборцев: расскажут, что и как. Интересно. Снова стояли всей деревней, смешавшись в толпе и правые, и виноватые. Мирно беседовали, курили, строили догадки, будто час назад и не сходились друг с дружкой в кровавой драке.
– Ты зачем такие слова мне сказал за Анку и Ваньку Бугая? – Тит наклонился к Прошке, зашептал на ухо. – Узрел что? Сам видел? Иль сбрехал кто?
– А ты пошто мне под глаз так съездил? – обиженно прошлёпал разбитыми губами Прохор. – Теперь око не видит, дурак. И губы почём зря разбил. Завтра один работать будешь.
Парень пальцами раздвигал опухоль на глазу, пытался смотреть, крутил головой, зло и недовольно сопел.
– Ну-у, в темноте где там увидишь-то? – вроде как оправдывался Тит. – Ты бы светлячков на глаза навесил – я бы и заметил. А так… но и ты думай, что говоришь.