Вера тогда поступила в институт, увидела себя в списках счастливчиков и, чтобы отметить это событие, согласилась поехать с Сергеевым, парнем из их двора, на остров. В их городе, в народе этот остров еще называли «Островом влюбленных». Сергеев не скрывал, что Вера ему нравится. Он всех дворовых конкурентов отшивал и опекал Веру преданно и давно. Да и она чувствовала, что «попалась» – тянется к нему, даже прикидывает, когда может произойти это, неизбежное… Она уже не раз находилась с Сергеевым на грани… Еще в школьные годы… Еще один нечаянный шажок – и все…

А любовь это или не любовь – пока об этом Вера не думала. Как в семнадцать лет проверить, что есть любовь, а что есть желание любви и безадресная тяга к этой любви? Тут может все держаться на симпатии, на мимолетной влюбленности, а то и вовсе иногда случается так – кто подвернется… Между тем с Сергеевым Вере было по-настоящему уютно, хорошо, спокойно. Она скучала по нему, когда не виделись больше двух дней.

У Сергеева была маленькая яхта, впрочем, это была не яхта, а все же катер, на который можно было приспособить парус, но куда-то всерьез идти под этим парусом было нельзя.

И в тот счастливый день Вериного зачисления в институт они поехали на остров… Впрочем, остров тоже не был островом, так же, как море в их городе не было морем.

Море было искусственное, реку перегородила электростанция – вот и море. А остров был полуостровом, а еще точнее – длинная каменистая коса, уходившая вглубь водополья и заканчивающаяся скалой, вкруг которой был небольшой пляж с белым искристым песком – некая экзотика и оторванность от города.

В дороге у них поломался катер. Вернее, когда они приехали на остров, Сергеев сказал Вере, что «мотор барахлит».

На острове отдыхали люди, которых забирал рейсовый небольшой катамаран. Сергеев хорошо знал маленькую команду катамарана и сообщил о поломке катера.

– Берем на буксир… За бутылку, – весело предложил Сергееву матрос с катамарана. – У нас последний рейс. Поехали, не ночевать же здесь будете!

Но Сергеев уверенно ответил матросу:

– Ничего, доберемся.

– Дело молодое, – как-то не в тему ответил матрос и втащил трап на катамаран, стал укладывать восьмерками толстый канат, которым цеплял катамаран к маленькой бревенчатой пристани.

Потом катамаран ушел, забрав отдыхающих. Волны, поднятые судном, набегали на берег, тихо плескались и таяли на песке.

– Уехали, – тихо произнесла Вера.

– Ну и пусть, – оптимистично сказал Сергеев и сильно сжал ее руку в своей ладони.

– Теперь мы здесь одни? – спросила Вера, осматриваясь.

– Да, – ответил Сергеев.

Они действительно остались одни на этом побережье у подножья скалы под лучами склоняющегося к западному горизонту солнца.

Когда рейсовый катамаран с сопровождающими чайками за кормой исчез из вида, остался лишь нечетким пятном на синем пространстве, Сергеев откупорил бутылку вина…

– За твое студенчество!

– Да… Я так рада…

Они пили вино, ели растаявший от жары шоколад. А еще сладкие янтарные груши. А когда вино кончилось, они стали безумно целоваться – жадно, неистово, словно два вихря столкнулись, сшиблись, слились, а потом их повязало неразрывное общее объятие и между ними произошло то, что и должно было произойти между двумя влюбленными молодыми людьми. Произошло то, чего они и хотели, то, о чем они оба, не сговариваясь, думали, когда ехали сюда, на остров.

После они сидели на берегу обнявшись, сидели в какой-то оглушающей тишине полного штиля; заходило солнце, на воде лежала зыбкая золотая дорожка – и никого вокруг, будто они одни на всем свете. Тишина была особенной, в ней будто бы воплотилась вечность и бесконечность мира; в ней, в этой тишине, казалось, остановилось время, остановилась их жизнь, их счастье – и тоже превратилось в вечность и бесконечность…