…Пусть не сериал, но с кого-то же пишут эти сценарии! Чем черт не шутит?.. Она несколько секунд слушала в трубке короткие гудки, не несшие никакой информации, и потом вернулась в комнату; взглянула на часы, в очередной раз убеждаясь, что никаких городских гостей не будет. Остановила взгляд на накрытом столе и поняла, что ее совершенно не прельщает провести вечер, слушая бестолковые споры о состоянии автопарка, еще оставшегося в заводе; кивать на Татьянины поучения по уходу за поросятами и наблюдать, как Володин язык постепенно начинает заплетаться, а движения теряют уверенность. Все это она видела, едва ли, не каждый день.

…А вдруг тетя Нина была не такой уж сумасшедшей? – подумала она с трепетной радостью, – может, и правда, в нас что-то есть… только от кого? Жаль, что я с ней никогда не общалась… Она снова вышла в коридор и уставилась на стоявшие в углу туфли. Достаточно сунуть в них ноги, набросить ветровку, перейти площадь и… но останавливал непонятный страх …а если я, действительно, из какого-нибудь княжеского рода, то как жить дальше во всем этом?.. Страх уравновешивался любопытством, и чаши весов, определяющих значимость желания, склонялись, то в одну, то в другую сторону.

…А почему я должна жить здесь? Разве у меня такое безоблачное настоящее, чтоб держаться за него? В конце концов, у меня уже почти есть квартира в городе… Одна из чаш прочно опустилась вниз. Катя быстро оделась и пока не появился Володя с компанией, выскользнула из дома.

– Мам! – Катя распахнула незапертую дверь и заглянула в дом. Никто ей не ответил, и она уверенно направилась в огород.

Всего час назад, открывшаяся картина воспринималась бы естественно, но после разговора о «голубых кровях» все выглядело настолько карикатурно, что Катя рассмеялась. Мать с растрепанными седыми волосами, в резиновых ботах и расстегнутой вязаной кофте непонятного цвета перебирала морковь, любовно очищая ее от земли и разбрасывая по двум кучкам – та, что покрупнее, отправится в погреб, а помельче – на корм поросятам. Понятие «голубой» ассоциировалось, разве что, с небом, но никак ни с этими перепачканными руками, и лицом, украшенным капельками пота.

– Ваше Высочество! – позвала Катя, – помочь? Сейчас переобуюсь, – она направилась к дому.

– Кать! – крикнула мать вдогонку, смеясь над удачной шуткой, – тут осталось-то!.. Пойдем, лучше блинцами тебя угощу, пока не остыли, – она нагнала дочь, – а Нинка, значит, померла… и слава богу! Несчастный человек.

– Почему?

– Потому! Выше себя не прыгнешь, даже если очень хочется. Девка она неглупая была – университет закончила, в отличие от нас с Людкой. Ее даже на кафедре оставили, а там-то сплошь профессора да доценты – фамилии у всех на «ский» заканчивались; интеллигенция в третьем колене. Видать, кто-то пошутил над ней, а, может, самой завидно стало, и кинулась она в книжках рыться – тоже, значит, предков своих искать. А корни наши в Новгородской области – это в войну родители каким-то образом здесь очутились. Вот, Нинка поначалу и решила, что происходит прямиком от викингов. Даже древо генеалогическое рисовала. Целую историю придумала, как какой-то конунг – ну, царь по-ихнему, пришел на Русь вместе с другими варягами и влюбился в простую новгородскую девушку. Да, а конунг тот происходил чуть ли не от самого Рюрика… цирк, да и только! Ну, обсмеяли ее естественно, и тогда пошла она другим путем – от фамилии нашей. Фамилия-то редкая, и, представляешь, нашла ее в каком-то старом словаре…

– Разве Самойловы редкая фамилия? – перебила Катя.

– Ты даже не знаешь, что девичья фамилия наша – Аплечеевы? – возмутилась мать, – во, дожили!.. Так вот, Нинка нас с Людкой специально в библиотеку водила, словарь тот показывать. Там томов!.. Целая полка!.. Толстые, с золочеными корешками, как сейчас помню. И, значит, Аплечеевы там упоминались отдельным пунктом.