«Сципион, взойдя на трибунал,… впервые назвал Масиниссу царем, превознес его похвалами и даровал ему золотой венок, золотую чашу, курульное кресло, жезл из слоновой кости, расшитую тогу и тунику с узором из пальмовых ветвей4. Сципион почтил юношу и речью: нет в Риме отличия выше триумфа, ни один римский триумфатор не был облачен так роскошно, и римский народ из всех чужестранцев одного Масиниссу считает достойным такого убора» (Ливий).

Сифака отвезли в Рим, где он вскоре умер, не в силах переносить свое бедственное положение. А карфагеняне тысячу раз пожалели, что отдали Софонибу не тому нумидийскому царю.

Отца Софонибы за поражение в битве карфагеняне приговорили к смерти. Гасдрубал бежал с остатками войска теперь уже от сограждан и занялся разбоем, как недавно промышлял этим делом отверженный жених Софонибы – Масинисса.

История прелестной карфагенянки вдохновила Рембрандта ван Рейна написать в 1634 году картину «Софониба принимает чашу с ядом». Величественная гордая карфагенянка на картине очень похожа на любимую жену художника пышнотелую Саскию, но весь трагизм ситуации передан художником великолепно.

«Карфаген должен быть разрушен!» – кто не знает фразу, ставшую крылатой. Марк Порций Катон, неустанно ее произносивший, обрел не меньшую знаменитость, чем разрушитель ненавистного города – Публий Корнелий Сципион.

Слово может быть значительнее дела! А ведь и Катон вполне достоин славы за собственные дела. Хотя бы взять сообщение Аврелия Виктора об одном его успехе: «Он родил сына, будучи старше восьмидесяти лет».

Впрочем, это лишь интересный факт, не имеющий отношения к нашему рассказу; тем более, Катон не дожил до событий, которых страстно желал.

Летом 149 г. до н. э. восемьдесят тысяч легионеров и четыре тысячи всадников высадились на африканском побережье – началась 3‑я Пуническая война. Война позорная и недостойная Рима. Помимо того, что не существовало достаточно весомого повода уничтожать город (кроме ненависти Катона, разумеется), карфагеняне совершенно не имели сил, средств и желания противостоять Риму. Упавшие духом соплеменники великого Ганнибала направили послов к консулам с приказом соглашаться на все их условия.

Карфагенянам было предложено выдать все имеющееся в городе оружие. Требование незамедлительно исполнили: «Римлянам карфагеняне выдали больше двухсот тысяч комплектов вооружения и две тысячи катапульт» (Полибий). Перед этим 300 карфагенских юношей отправились заложниками на Сицилию.

Затем римляне выдвинули новое условие: карфагеняне должны покинуть город и переселиться вглубь Африки. Оно было заведомо невыполнимым – лишить потомков финикийцев моря и торговли было хуже, чем лишить их жизни. Когда послы передали согражданам слова римлян, «все они разом вскрикнули и как бы оцепенели. Но когда сообщение послов разошлось в народе, оцепенение кончилось: одни кидались на послов, как бы на виновников постигшего их несчастья, другие, на оставшихся в городе италийцев, чтобы на них излить свою ярость, третьи бежали к городским воротам» (Полибий).

«Эта жестокость вызвала такой гнев, что карфагеняне предпочли самое худшее. Раздался всенародный клич: «К оружию!» Они приняли решение сопротивляться, и не потому, что уже не оставалось никакой надежды, но потому, что предпочли, чтобы родина была низвергнута руками врагов, а не их собственными» (Флор).

Оружия в городе не было – его, как и флот, накануне передали римлянам. «Каково было воодушевление сопротивляющихся, можно представить по тому, что для нужд нового флота они разрушили кровли домов. В оружейных мастерских вместо меди и железа расплавлялось золото и серебро, для тетив метательных машин знатные женщины собрали свои волосы» (Флор).