Ему тяжело, очень тяжело.
– Он хотел убить тебя? – спрашивает Оливия.
– Нет, не меня. Думаю даже, Ник полагал, что то, что он делает, пойдет мне на пользу, я откажусь от своих безумных корыстных планов. Я не король. Но он всегда был верен мне, и даже в этот раз, думаю, считал, что так будет лучше… Не будем об этом, ладно?
Просьба, почти с тоской.
Он пытается оправдать человека, которого убил. Не себя, не свой поступок, свои мотивы… а его. И это странно. Оливии сложно это понять.
Она кивает.
– Сейчас не самое лучшее время для свадьбы, – говорит Сигваль. – И дело даже не в том, что ты в два счета можешь оказаться вдовой. И даже до свадьбы я могу не дожить. Но в том, что они могут попытаться достать и тебя. Рядом со мной сейчас очень опасно. И то, как мы тут бегаем кругами по лесам – это ерунда. Самое веселье начнется, когда вернемся домой. И чем дальше, тем будет хуже, пока не решится окончательно. Поэтому, я очень прошу тебя – если я скажу сделать что-то, ты делай не рассуждая, сразу. Иначе, это может стоить тебе жизни. Я не хочу пугать, но, тем более, не хочу твоей смерти. У тебя нет причин доверять мне, но… не знаю… вон, хоть Юна спроси, он подтвердит.
Он посылает спрашивать сам… А потом?
– Юна? Мне показалось… – Оливии приходится собраться с духом. – Вот то, что сейчас было, эта драка… Мне показалось, что ты ревнуешь.
Он улыбается, криво и совсем не весело.
Крылья носа вздрагивают, почти судорожный вздох…
– Знаешь… можешь не верить, но сейчас мне почти все равно. Я знаю, что Юн не перейдет границы. Он будет развлекать тебя всю дорогу и петь песни, но это ровным счетом ничего не значит, он просто такой человек. Я понимаю, что тебе очень страшно и одиноко, вдали от дома, с чужими людьми. А из меня сейчас никудышный собеседник, да и любовник тоже хреновый, я все время думаю не о том. У меня совсем нет сил на то, чтобы пытаться тебе понравиться, как-то ухаживать, делать что-то такое… – он сжимает зубы, на пару мгновений отводит взгляд в сторону, и такой, сквозь зубы, вдох-выдох, со свистом. – Но если все наконец-то удачно закончится, то… я обещаю быть тебе хорошим мужем. Честно. И даже если… Если Юн… – он запинается, смущается даже, как мальчишка. – Даже если что-то будет, я все равно тебя у него отобью. Без вариантов. Мы это уже проходили.
И вдруг улыбается.
Это как-то непостижимо…
– Почему? – спрашивает Оливия. Просто в растерянности. Это невозможно осознать.
Он подается вперед, легко обнимает ее, едва касаясь, и осторожно целует в губы. Нежно-нежно.
Хочется дернуться, вырваться, но такое… Оцепенение?
Земля готова уйти из-под ног.
Это так неожиданно и так…
И сердце обжигает огнем. До дрожи.
И одновременно это страшно, и…
Нет…
– Потому, что я люблю тебя, – Сигваль говорит совсем тихо. – Потому, что как только увидел, понял, что никто кроме тебя мне больше не нужен. Я тебя не отдам.
Смотрит ей в глаза.
Оливии кажется – слезы текут по ее щекам. Что-то происходит с ней, невозможно объяснить. Весь мир исчезает, такая звенящая пустота.
Все это…
Невозможно.
* * *
Она, кажется, ушла первой. Сбежала. Забилась к себе в палатку.
Полночи рыдала, потому уснула, все-таки.
Не понимая, что с этим делать.
И весь следующий день она ехала одна, чуть в стороне. Не разговаривая ни с кем. И вечером тоже.
Страшно.
И даже чего именно она боится – не понять. Его? Себя? Обстоятельств?
Но привычный мир рушится, и как быть дальше – не понять.
15. Аурора, венок из одуванчиков
Давно, семь лет назад,
…когда все еще было так просто…
У него удивительно теплые пальцы… Он касается совсем легко, но стоит только попытаться освободиться, – и ничего не выходит. Она словно в паутине – в его руках. И даже не потому, что ее так крепко держат, а потому, что самой не хватает сил.