Шрам на подбородке, полученный в тринадцать лет при падении со скалы, беспокоит его только во время бритья.

Кстати, не забыть сделать это завтра до ленча…

Люди, работавшие на винограднике, считали его человеком справедливым, но чересчур фанатичным. С этим Тайлер мог бы согласиться. Однако то, что рабочие видели в своем управляющем артистическую натуру, сбивало его с толку.

По мнению Тайлера Макмиллана, артистизмом обладала только виноградная гроздь.

Он вышел на улицу. Там было свежо и ветрено. Два часа, оставшиеся до заката, можно было посвятить уходу за лозами.

Донато Джамбелли страдал от головной боли. Эту головную боль звали Джиной, и она приходилась ему женой. Вызов La Signora вытащил Донато из постели любовницы, актрисы со множеством талантов. Одним из таких талантов были сильные бедра, с помощью которых можно было колоть орехи. В отличие от жены Донато, любовнице требовались лишь безделушки и жаркий секс три раза в неделю. Разговаривать с нею не требовалось.

Когда-то ему казалось, что Джине тоже не требуется разговаривать.

Но она болтала. Болтала с ним. Болтала с каждым из их троих детей. Болтала с его матерью, пока воздух в принадлежавшем компании реактивном самолете не зашипел от бесконечного потока слов.

Наконец болтовня Джины, хныканье младенца, шум, производимый маленьким Чезаре, и беготня Терезы Марии довели Дона до исступления. Он начинал серьезно подумывать о том, чтобы открыть люк и выпихнуть в него все свое семейство.

Молчание хранила лишь его мать, и то благодаря таблетке снотворного, таблетке от укачивания, таблетке от аллергии и еще бог знает от чего, которые она запила двумя бокалами мерло. Затем мать наложила на глаза маску и отключилась.

Почти всю свою жизнь – или по крайней мере тот отрезок, который помнил сын, – она провела во сне и медитации. В настоящий момент это казалось Дону проявлением высшей мудрости.

У него звенело в ушах. Оставалось только сидеть и проклинать тетушку Терезу, заставившую Дона прихватить с собой все его шумное семейство.

В конце концов, он вице-президент венецианского отделения компании «Джамбелли», не так ли? Какое отношение к делу имеет его семья?

Семья… Кара господня, а не семья.

Впрочем, нельзя сказать, что он их не любил. Конечно, любил. Хотя младенец был толстым, как индейка, и Джина то и дело совала грудь в его жадный рот.

Когда-то эта грудь была произведением искусства, думал Дон. Золотистой, упругой, со вкусом персика. Сейчас она больше напоминала раздувшийся воздушный шар и, как казалось Дону, отдавала детской мочой.

А эта женщина уже начинала ныть, что хочет еще одного.

Женщина, на которой он женился, была чувственной, сексуально озабоченной и совершенно безмозглой. Иными словами, самим совершенством. Но прошло всего лишь пять лет, и Джина превратилась в жирную неряшливую бабу, помешанную на младенцах.

Ничего удивительного, что он искал утешения на стороне…

– Донни, я думаю, что тетушка готовит для тебя повышение и что мы переедем в castello, – сказала Джина, называвшая Терезу на итальянский манер – Zia. Она спала и видела великолепный замок Джамбелли, его красивые комнаты и множество слуг. Ее дети будут расти в роскоши.

У них будет все. Дорогая одежда, лучшие школы, а со временем – все богатство рода Джамбелли.

В конце концов, она единственная, кто дарит La Signora младенцев, разве не так? Это кое-чего стоит.

– Чезаре, перестань сейчас же! – сказала она сыну, который в этот момент сосредоточенно отрывал голову кукле. – Ну вот, ты заставил сестренку плакать. Иди сюда и отдай мне куклу. Мама ее починит.