Гуд! (Гасят свет.)
Он. Филип Моррис!
Она. Гранд Балет!
Он. Нэйл Армстронг!
Она. Игорь Моисеев!
Он. О!
Она. О! Где я нахожусь?
Он. Тсс-с! (Целуются.)
Он. Ни черта ты не понимаешь, глупая.
Она (тихо). Глюпый… ни тшерта…
Он. Я пять лет учил английский… Видала, как они учат?… Глаза у тебя хорошие.
Она. Гляза…
Он. Глаза, глаза… Вот это, то что выше носа… Глаза.
Она. Гляза… (Тянется за разговорником.)
Он. Не лезь ты туда. Там не нашим языком… Глаза. (Показывает большой палец.) О’кей! Глазки. А нос плохой (показывает). Нос плохой, американский.
Она. Нос, гляза. (Целует его. Говорит по-английски.) Как ты меня привёл… Как это всё смешно… В чужой стране. Какой пляж?.. Я когда тебя увидела, я поняла, что буду с тобой. Тебе этого не объяснить. Даже Денни этого не понимает. А уж ты… Что ты там говоришь, один Бог знает. Понял?
Он (по-русски). У тебя свои трудности. Думаешь, так просто иметь такую квартиру? Мне пришлось сюда знаешь кого прописать… Не хочется тебя расстраивать. Но я выпишу этих трёх сволочей!
Она(по-английски). Мой Бог, какие у тебя красивые руки. И ласковые. Если бы ты понимал, что я говорю. Мне ведь завтра надо уезжать…
Он. Дело даже не в том, что нет горячей воды или удобств… Здесь море. Огни видны. Я сделаю ремонт. Я пущу здесь все кафелем. Котелок на газу.
Она. Как жаль, что завтра уезжать. (Засыпает.)
Он. Погоди. Я выбью у них двухкомнатную, посмотрим, что ты тогда запоёшь. Кафель, пластик, дерево. Музыка. Приглушённый свет. Притопленная тахта. Ты что, спишь? Кому ж я это всё рассказываю…
Ах! Ах! Любовь!
Сколько людей ответят вам – нет её, столько же скажут – она существует! Она существует и имеет свой облик, бледный с горящим взором и букетиком или кастрюлькой в руках. Пути её неисповедимы. Она сильна, как смерть. Кто-то когда-то обозначил это удивительное состояние словом «любовь»!
«Любовь ещё, быть может, в душе моей угасла не совсем».
Любовь – это великое противостояние двух систем. Любить мы можем не тех, кого бы надо, даже не тех, кого бы хотелось, а совсем других, вызывающих у нас это внутреннее состояние. Уважать человека – одно, а любить его – совсем третье. Любить, как любят ребёнка. Получать от него загадочные токи, тревожиться о нём за тридевять земель.