Мне посчастливилось вести исследования зацикленности и степени депрессии и тревожности за несколько дней до землетрясения. В них приняли участие около двухсот студентов университета. Мы с моей выпускницей и помощницей Дженной Морроу быстро поняли: стоило бы вновь опросить участников, чтобы понять, могли ли их ответы предсказать эмоциональную реакцию на природную катастрофу.
Примерно через десять дней после землетрясения мы нашли 137 участников первого исследования и попросили ответить на новые вопросы. В том числе расспрашивали о землетрясении. Были ли они ранены? Потеряли ли какую-то собственность? Произошло ли что-то дурное с их родственниками и друзьями? Мы полагали, что те, кто испытал более сильный стресс, имеют больше оснований для депрессии, поэтому нужно было оценить степень стресса. Затем опросили этих же студентов в декабре, спустя семь недель после, чтобы понять, действительно ли люди зацикленные подавлены сильнее.
Хроническая зацикленность правда предсказала и краткосрочные, и долгосрочные депрессивные реакции на землетрясение[2]. Студенты, склонные к зацикленности до него, были сильнее подавлены и спустя десять дней, и через семь недель после, вне зависимости от степени депрессии до катастрофы и стресса из-за землетрясения. Кроме того, демонстрировали больше симптомов посттравматического стрессового расстройства: тревожность, отстраненность, постоянные поиски опасности.
Восемнадцатилетняя азиатка Джилл, миниатюрная и худенькая, была склонна к зацикленности. В день землетрясения она находилась в общежитии вместе с соседкой. Они беседовали о предстоящих экзаменах и о преподавателе химии, который, как говорили, «выпалывал» студентов после первого же экзамена. Их комната оказалась самым безопасным местом во всем кампусе, поскольку здание было рассчитано на восьмибалльное землетрясение. Тем не менее толчки ощущались так же, как и во всем городе. Первокурсница Джилл приехала из Лос-Анджелеса, поэтому землетрясения были ей хорошо знакомы. Однако это лишь усилило депрессию после катастрофы.
Почему я не могу это преодолеть? Ведь это не было для меня чем-то необычным! Но не получается выбросить мысли из головы. Я снова и снова вспоминаю момент, когда земля задрожала. На соседку чуть не упала книжная полка, а я просто стояла и кричала. Она могла погибнуть, а я ничего не сделала. Я должна была знать, как действовать. Я должна была заранее надежно закрепить полку – родители всю жизнь учили меня правилам безопасности, связанным с землетрясением! Что со мной не так?!
А соседка Лейла не была склонна к зацикленности. Она из Колорадо. После поступления в Стэнфорд девушка пару раз пережила легкие землетрясения. Когда все началось, ее карие глаза расширились от ужаса, и девушка быстро забилась в угол комнаты, чтобы спастись. Как только сделала это, на кровать, где она только что сидела, рухнула книжная полка. После землетрясения студентка была страшно напугана; как и остальные из общежития, могла говорить только о случившемся. Так продолжалось несколько дней. Через неделю тема ей наскучила, хотелось жить нормальной жизнью. Из-за землетрясения экзамены перенесли на более поздний срок, и это ей не нравилось. В день катастрофы она была прекрасно подготовлена к экзамену по химии, а теперь пришлось все повторять.
Однако больше всего раздражали постоянные разговоры Джилл о землетрясении и ее чувства, связанные с данной травмой. Соседка просто не могла забыть о произошедшем. Она ругала себя за то, что не привинтила полку надежно, извинялась перед Лейлой, которую «чуть не убила», хотя та уверяла, что никого ни в чем не винит и с ней все в порядке, а Джилл нужно успокоиться. Но девушка окончательно зациклилась. Через три недели Лейла так устала, что вспылила и накричала на соседку, чтобы та перестала. Джилл страшно обиделась, обвинила подругу в том, что той нет дела до ее чувств, до людей, которые получили травмы или лишились жилья. Сама Джилл думала лишь об этом. После ссоры Лейла выскочила из комнаты и в тот вечер не вернулась. Они прожили вместе до конца семестра, но больше не разговаривали. В январе Джилл переехала в другую комнату.