Она развернула к нему свой огромный журнал для записей, дала ручку и сказала: "Пишите прямо здесь, Саша". И это "Саша", впервые произнесенное ею, ещё раз заставило сердце вздрогнуть.

Он взял ручку и написал первую строчку: "Я вдруг проснулся средь тюремного кошмара…"

Она пришла домой только вечером. Поцеловала мужа дежурным поцелуем, поставила чайник и достала свои бумаги. Рукам не терпелось открыть ежедневник, поскорее прочитать, что же написал ей Саша, который вот уже несколько месяцев занимал её мысли гораздо сильнее, чем может подзащитный занимать мысли своего адвоката.

Однако она медлила. Заставляла себя терпеть. Вышла на балкон, медленно раскурила сигарету, полюбовалась на вечерний город.

– Танюша, чайник кипит! – крикнул из комнаты муж.

– Да, да, иду, – ответила она машинально и вернулась на кухню.

Насыпала в чашку кофе, залила кипятком, вдохнула горячий аромат.

И только после этого открыла страницу, исписанную ЕГО подчерком.

Это было стихотворение.

Она ещё раз глубоко вздохнула и начала читать.

«Я вдруг проснулся средь тюремного кошмара…

Луна светила сквозь решётку мне.

Юлой вращались мысли – эту кару

Бог неспроста послал на долю мне.

Летал по жизни гоночной машинкой…

Юдоль земную представлял пушинкой…

Теперь всё по-другому: дни и ночи

Едва ползут, засовами скрипя,

Бредут по кругу, душу мне мороча,

Я как во сне – не чувствую себя.

Такое чувство, будто среди ночи

Алеет моё сердце, как костёр.

Наверно, в жизнь оно прорваться хочет,

Ярлык с меня сорвать позорный «Вор»!..

"Хорошее стихотворение", – подумала Татьяна. – Но почему он написал его мне? Что он хотел им сказать? Что жалеет о том, что попал в тюрьму? Что раскаивается, страдает? Но ведь это и так понятно… Я что-то пропустила".

Она перечитала стихотворение ещё раз, потом ещё. И вдруг её пронзило, как током! Заглавные буквы, с которых начинались строчки, прочитанные сверху вниз, ясно складывались в слова, придавая стихотворению совсем другой смысл. Да, оно было о тоске лишенного свободы человека, о позднем раскаянии и сожалении об упущенном… Но ещё оно было о его чувствах к ней! "Я люблю тебя, Таня!" – оглушительно кричали ей заглавные буквы, и она теперь видела это совершенно отчётливо.

Как описать то, что было дальше? Как рассказать о немыслимом сумасшествии двух взрослых людей, вдруг оказавшихся втянутыми в воронку настоящего чувства? Как выразить обычными словами их эмоции, поток которых не могли остановить ни решётки, ни противоречивый статус «защитник-подследственный», ни явная безнадёжность их положения?

Она видела в нём красивого, дерзкого, умного мужчину – сильного, но запутавшегося и дрогнувшего под прессом навалившихся на него обстоятельств.

Он видел в ней трогательную, тонко чувствующую женщину, одевшуюся в адвокатские доспехи, чтобы спрятать свою слабость и уязвимость под униформой силы и уверенности. Она читала в его глазах невероятную нежность, желание обнять её и спрятать от всех, и её сердце застывало в отчаянии, потому что она пыталась найти хоть какую-то лазейку в материалах дела, чтобы смягчить его будущее, и не находила – ему светило пожизненное заключение.

Он научился разглядывать в умело подкрашенных глазах следы ночных слез и бессонницы, и ещё научился читать по губам те слова, которые она ему беззвучно шептала при встрече: «Доброе утро, милый», «Я скучала по тебе, очень», «Саша, Сашенька»…

Отношения осложнялись тем, что они встречались только в адвокатской комнате, которая просматривалась, и, скорее всего, ещё и прослушивалась. Как-то проявлять свои чувства было категорически нельзя. И эти внешне тщательно подавляемые чувства бушевали и сжигали их изнутри, заполняя душу болью и каким-то горьким счастьем.