«Ещё одна живая покойница, ещё одна загубленная душа, погибшая в жестокой схватке Духа Потребления и Духа Божьего…», – глаза его лучились состраданием к этой несчастной, израненное сердце обливалось кровью.

– Отпускаю тебе грехи твои, дочь моя, уходи с миром…

«Господи милосердный, прими молитву мою! – добавил он про себя, – Ты наделил меня даром прозорливости, Ты позволил мне видеть и слышать души человеческие, редко радостные и часто безутешные! Ты даешь им возможность познать Тебя и спастись, но Ты делаешь меня свидетелем того, что они не используют этой возможности и продолжают жизнь ходячих трупов! Услышь мою молитву, Господи! Пусть же они познают Тебя, примут Тебя своим сердцем, как я принял… Пусть не все… но хотя бы некоторые… Пусть хоть кто-то один… или одна…»

Я росла в обычной советской семье, ничем не примечательной, небогатой, мягко говоря, и простой. Но с детства мне казалось, что я особенная, и что уж мне-то не место в такой серости. Я была уверена, что оказалась здесь случайно, и вот-вот случится чудо, и я стану богатой и счастливой. Да-да, для меня эти два понятия были тесно переплетены. Но тогда я ещё не понимала, к чему такое переплетение может привести. Я не скрывала своих амбиций и представлений и, надо сказать, родители из кожи вон лезли, чтобы их удовлетворить. Пристраивали в пионерские лагеря для детей высокопоставленных чиновников, где я могла притвориться дочерью богатых родителей и пообщаться с золотыми детками. Покупали дорогие вещи, чтобы я не чувствовала себя обделённой среди друзей. Оплачивали обучение в престижном институте, потому что попасть на бюджет я не имела ни способностей, ни желания, а не учиться вовсе мне не позволяли мои же амбиции. Но всё это было ничто по сравнению с тем, что произошло со мной потом.

На меня положил глаз богатенький еврей. Не очень молодой и совсем не красивый, но охочий до молоденьких длинноногих девиц, несмотря на имеющуюся жену и маленькую дочь. Я тогда была наивной дурочкой с восторженным взглядом и распахнутым сердцем, немного пораненным неудачной влюблённостью в одноклассника, но окрылённая восхищёнными взглядами мужчин, которые ловила на себе всё чаще, и их вниманием, особенно финансовым, подстегивающим мои амбиции.

В скором времени мы стали любовниками. Он покорял меня подарками, не очень дорогими, но довольно частыми, ресторанами и шмотками. Он водил меня по различным заведениям и знакомил с друзьями, представляя им как любовь всей его жизни. Я тогда не понимала, да и не задумывалась, почему никто из них не удивлялся, и не задал ни одного вопроса о том, почему он всюду таскал меня, а не свою жену, но меня это устраивало, так как он пел мне дифирамбы и говорил, что настоящая его жена я, и никто не заменит меня в его сердце, что с женой у них нет ни малейшего взаимопонимания, и она не стоит и моего мизинца. Я верила и влюблялась в него всё больше и больше. Никакое критическое мышление и советы или вопросы подруг или родственников не могли больше обратить вспять все последующие события. Я не верила им и верила ему. А он грамотно распорядился моим безграничным доверием и потихоньку отвадил от меня тех, кто мог хоть как- то повлиять на моё о нём мнение. Мама стала зависима от его подношений и великодушно закрывала глаза на то, что её дочь якшается с женатиком. Папа вообще не лез ни во что, считая, что если дочь счастлива, то большего и не надо, а забегать вперёд и думать о будущем было не в его правилах. Критически настроенных подруг очень быстро не стало в моём окружении, так как моему избраннику нельзя было отказать в мастерстве убеждения и артистичности. Он быстро объяснил мне не совместимые со мной недостатки этих моих подруг и развёл нас друг от друга. Последним бастионом была моя лучшая подруга, которой я доверяла и которая оставалась единственной опасностью для моих отношений с любимым. Но и она с помощью его острого слова быстро осталась за бортом моей жизни, а я на многие годы оставалась убеждена, что она враг моего любимого, а соответственно, и мой, так как не желает мне добра, а скорее, завидует и хочет сделать меня несчастной.