Девушки улыбаются. Шапочки мелькают перед его глазами, как флажки – голубые, розовые, белые. Какие-то ударяют его со всей силы, с оттяжкой, так, что на нежной коже набухает розовый след; какие-то едва касаются, вызывая странную дрожь.

Кто-то оттягивает ему плавки. Он пытается вывернуться, сжать ноги – но чья-то рука сбоку делает резкое движение, и плавки опадают на пол мокрой тряпкой.

И тут на него обрушивается волна смеха. Девушки перекрикивают друг друга, тыча в него пальцами. Держащие руки дрожат от хохота и распинают в воздухе сильнее, до боли натягивая мышцы.

Он опускает глаза вниз. Его член съеживается, обмякая и повисая, словно его окунули в ледяную воду. Девчонки смеются, показывая пальцами размер, жалеют его, выкрикивают что-то про «членик». Его окатывает жгучая волна стыда, и внутри все сжимается.

В дверь душевой стучат – но кто-то из девчонок громко кричит, чтобы не мешали, и незваный гость, что-то ответив, уходит.

Снова повисает тишина. Егор обмякает, как за минуту до этого обвис его член, и жалобно смотрит на девчонок. Ира усмехается и подмигивает остальным.

Его тащат в душ, заталкивают в дальний угол и начинают брызгать водой, то и дело меняя температуру. Он пытается убежать, выскользнуть – но сильные руки отталкивают его обратно, каждый раз все сильнее и настойчивее шлепая по ягодицам или стискивая низ живота. В него кидают хлопья пены, и он уже задыхается от воды и мыла, барахтаясь на мокром полу, – а девушки сжимают круг.

И вот снова перед глазами начинает мелькать голубое, розовое и белое…

Последнее, что он чувствует перед тем, как потерять сознание, – это тугую горячую волну, пробежавшую от ступней до судорожного сжавшегося ануса и взорвавшуюся на кончике члена.

Когда он открыл глаза, в душевой было пусто. Лишь чуть шумел невыключенный душ, да на полу валялась голубая купальная шапочка, покрытая хлопьями пены. Он долго не мог встать на ноги – они подгибались, по пояснице и в животе то и дело пробегала волна сладкой дрожи, а член чуть пульсировал. Егор ловил раскрытым ртом горячий влажный воздух, а перед глазами мелькали гибкие загорелые тела, упругие груди, темные соски – и голубое, розовое, белое… голубое, розовое, белое… Член начал подниматься, и он прикрыл его рукой, словно желая сохранить секрет, который теперь будет с ним навсегда.

Шапочку он забрал с собой.

Cherchez la femme – ищите женщину! Но если не знаете, с чего начать поиски женщины, идите в бар. Эту простую истину Петрос хорошо усвоил за годы своей карьеры: никто не знает и не видит большего, чем кабатчики. Гости баров расслабляются, теряют бдительность и выбалтывают людям за стойкой больше, чем могут себе позволить.

Бар «Гауба» был известен среди местной тусовки яхтсменов как место, обязательное к посещению: там бывали и прожженные морские волки, и те, кто просто отрывался в морских круизах от рутины. Если Ротор подцепил Фотини именно там, грех не проверить: вдруг и ему улыбнется удача, тем более других зацепок все равно нет.

Небольшое, выкрашенное в белый двухэтажное здание не манило вывесками, оно просто терялось среди похожих домиков портового квартала, так что можно было легко пройти мимо. На брусчатке под большими окнами несколько кадок с цветами, к кованой решетке примотан нехитрым замком потертый велосипед. Лишь старый штурвал, прибитый к тяжелой зеленой двери, выдавал тематику заведения.

Петрос вошел под звук корабельного колокола и тут же погрузился в приятный полумрак. Несколько посетителей встрепенулись и повернули головы на звук, но, очевидно, не нашли в новеньком ничего примечательного и вернулись к своим разговорам. Вечер только начинался, и людей было немного, да и они предпочли места за столиками. На танцпол уже вышло несколько пестро одетых девушек, видимо, они свою вечеринку начали рановато по местным меркам. Бармен – высокий бородатый грек – явно скучал, он кивнул вошедшему, продолжая лениво полировать фетровой тряпицей пивной бокал.