Не повезло генеральским жёнам. Обе жены, родившие от него детей, официальная и походно-полевая, после перехода Власова на сторону немцев были арестованы НКВД и отбыли в лагерях соответственно восемь и пять лет, затем в ссылке, на поселении. Алевтину Подмазенко реабилитировали в 1987 году, а Анну Власову (официальную жену) – лишь в 1992-м, когда СССР перестал существовать. А ведь всё могло случиться иначе, не угоди командующий в окружение и не попади в плен, где начал сотрудничать с немцами. Окажись Власов удачливее, выйдя из окружения, пусть даже как маршал Кулик, в крестьянской одежде и без документов, в конце войны он, как и Рокоссовский, мог бы стать маршалом, дважды Героем Советского Союза и кавалером ордена «Победа». И его многочисленные жёны были бы счастливы. Их дачи ломились бы от немецких трофеев, примиривших их с действительностью и друг с другом…

К слову сказать, похотливый Власов не обидел и немок: на исходе войны в марте 1945-го справил в Карлсбаде свадьбу с Адель Биленберг, вдовой офицера СС. А что? «Своих» баб, советских, дозволено брюхатить, а «чужих» нельзя, стало быть? Это не только не по-джентельменски, но и не по-генеральски.

…Любвеобильные маршалы по большей части оказались людьми порядочными. Рокоссовский признал отцовство дочери Надежды, родившейся 7 января 1945 года, дал ей свою фамилию и материально поддерживал, но с матерью, миниатюрной блондинкой, военврачом Галиной Талановой, больше не стал встречаться. Галина Таланова маршалу Рокоссовскому свой «талант» уже отдала. Зато другие суровые мужчины, маршалы Конев и Малиновский, с довоенными законными жёнами расстались и с фронтовыми подругами, Тонечкой и Раечкой (глядя на голубков, от умиления хочется прослезиться), после окончания войны официально зарегистрировали походный союз, в котором также произвели на свет ребятишек.

А фронтовой роман командующего войсками 3-го Белорусского фронта генерала армии Черняховского, которому сам Сталин «завидовал», завершился трагически. 18 февраля 1945 года 38-летний командующий был смертельно ранен осколком артиллерийского снаряда. В тылу остались жена и двое детей, сын и дочь. Им не пришлось пережить то, что испытали жёны и дети других высших офицеров Красной армии, мужья и отцы которых после войны, как маршал Жуков, разрывались между двумя семьями, официальной и неофициальной, и по устоявшейся привычке продолжали сидеть на двух стульях…

Винить «фронтовых жён» нельзя. Не все женщины способны приспособиться к фронтовому быту, к невозможности ежедневно помыться, справить в укромном месте естественные надобности (в окопах раздельные туалеты не строили) и соблюдать личную гигиену при месячных (мужчины лишены этого «удовольствия»). Можно ли осудить страдалиц за желание облегчить жизнь романом с влиятельным командиром, временно ставшим опекуном? Неизвестно, как повели бы себя на фронте мужчины (автор просит прощения за сюрреализм), если бы по законам природы в репродуктивном возрасте мужская задница ежемесячно кровоточила бы. Стараясь улучшить бытовые условия фронтовой жизни и сделать её человеческой, женщины искали опеки высокопоставленных офицеров. Одни фронтовые жены искренне влюблялись, надеясь связать послевоенную жизнь с материально обеспеченным генералом; другие понимали, что сопротивление бесполезно – имеющие власть жизнь упрямице создадут концлагерную; третьи, лишённые высокопоставленного покровительства, подвергались надругательствам и, дабы избежать невыносимого быта, стремились забеременеть и демобилизоваться из армии.

Тяжелораненый танкист Боднарь вспоминал здоровенных девах, загружавших носилки с ранеными в направлявшийся в Москву санитарный эшелон. Они ехали в соседнем вагоне и всю дорогу распевали весёлые песни – война для них завершилась, они отправлялись рожать. В октябре сорок первого, когда их мобилизовали в армию, девушки получили материнский наказ: «Быстренько забеременей и возвращайся домой»