- Видала, как они на тебя пялились, перепёлочка? – пьяно хмыкнул отчим на обратной дороге, сжимая мою руку так, что я от боли прикусила губу. – Все слюнями истекли, небось, на такую девочку. Не бойся, моя красавица не достанется этим остолопам, у которых не хватает мозгов даже на выпивку заработать. Ты слишком хороша, поверь старому Корину, мы дорого пристроим тебя, в хороший и знатный дом. Ты достойна быть любовницей большого человека, девочка. На жену не рассчитывай, нет у тебя ни лоска, ни имени, ну так и можно подумать, велика печаль. Какой-нибудь плюгавый гойдел, разумеется, возьмёт тебя с радостью, будет задирать подол по вечерам после пивной чаши, заделает тебе с полдесятка детишек, загоняет домашней вознёй, а когда твоя красота угаснет от забот и хлопот, найдёт себе сговорчивую девицу из кабацких шлюх, каждый вечер новую, а ты будешь раз в неделю скакать на его немытом стручке под вопли сопливой мелюзги за стеной... Нет, перепёлочка, тебя ждёт другая судьба. Главное - не прозевать хорошего клиента, пока ты юна и невинна. Мы, мужчины, не в силах устоять против таких глаз и таких пальчиков, - он положил мою ладонь себе на уже расстёгнутую ширинку и сжал, прикрывая глаза.

Что и как нужно делать – я уже знала. Была научена.

- Перепёлочка, - простонал гойдел Лихаэр. – Ещё пару лет – и ты станешь самой дорогой сучкой на севере Хорренхая. А я куплю себе звание лорда. Мы оба будем в выигрыше, ну же, поработай своей нежной ладошкой мне на радость...

Я украдкой вытерла ладонь о юбку и уставилась в окно, представляя, как моё лицо покрывается язвами, я краду лошадь и навсегда уезжаю прочь из Хорренхая, а лучше – попадаю в какой-нибудь другой прекрасный мир. Поездкой мои фантазии и ограничивались, правда иногда я мечтала, что там, в этом ином мире, и вовсе нет никаких мужчин. А лучше всего – вообще нет никаких людей.

5. Глава 3.

- Тише, тише, Сомерсет, - тихонько бормочу я, разглядывая застывшего шагах в двадцати пса. Привычка говорить с собаками – ещё хлеще, чем с самой собой, от неё так трудно избавиться, хотя необходимости в проговаривании вслух нет никакой: Мерс, лучший племенной кобель лорда Лихаэра, понимает меня с полувзгляда.

Никогда и ни с одним человеком я не смогу добиться такой связи. Мерс застыл каменным изваянием, взгляд его карих глаз прикован ко мне. Лёгкий хлопок по бедру – и каштановая молния срывается с места, обегает меня, тычась костлявым боком, усаживается слева, как положено. Я опускаюсь на корточки, утыкаюсь лицом в шелковистую блестящую шерсть.

Внезапно пёс напрягается, пробегающий по мышцам импульс едва уловим, прямой опасности он не чует, но я резко выпрямляюсь – и вижу незнакомого мужчину. Ровесник лорда Лихаэра, он в то же время разительно отличается от него, как благородный двадцатилетний коньяк от деревенской медовухи с запахом конского навоза. Помимо охоты отчим уважал собачьи бега и бои, частенько брал меня с собой, не столько показать действо – там, где одна собака рвала другую под свист и улюлюканье толпы, мне неизменно становилось плохо – сколько показать высшее общество. Где ещё я могла его увидеть? Понемногу рассказывал о его привычках и устоях. Не знаю, где он, сам сын торговца, успел нахвататься подобных знаний и сведений, то ли в дорогих кабаках, то ли в игорных клубах, но знаниями лорд Корин обладал обширными и меня просвещал охотно: с его точки зрения женщина должна была уметь поддержать беседу. Впрочем, не думаю, что дело было только в этом – в конце концов, он нередко называл меня «дочкой». Что, впрочем, не мешало то и дело обращаться ко мне для разрядки, если приходилось задерживаться в поместье надолго. Делить постель с моей матерью отчим перестал окончательно. Впрочем, верный своему слову, практичный до мозга костей, девственность мою он сохранил.