Василий вышел вслед за проверяющим, но скоро вернулся и сообщил затворнице, что шхуна будет открыта для посещений через час. Но времени у него все равно нет (странно, если бы оно вдруг у него нашлось). Достают таможенники, хотя по договоренности должны были пропустить судно без досмотра. Но лучше ситуацию не обострять. Никакой военной тайны шхуна не представляет.

Женю удивило необычное настроение капитана, его неожиданная общительность, и, особенно, эти оправдания, как будто он готов хоть сейчас, но вот обстоятельства… Хочет довести ее до инфаркта?

Ее растерянность продолжалась недолго, в дверь постучали, и голос вестового сообщил, что явилась делегация от департамента.

– Когда пойдет экскурсия, можешь выйти. Только незаметно,– услышала она слова Василия. Как будто из другой оперы!

Когда гомон и шум на палубе известили, что народ пошел, Женя выскользнула из каюты и поднялась наверх. Любопытных оказалось больше, чем можно было ожидать. Разношерстная, разновозрастная, разноцветная толпа заполнила всю палубу. Многие с фотоаппаратами и видеокамерами. Они разглядывали все, что попадало в поле зрения, даже ведра, из которых Женя мыла полы.

Налюбовавшись публикой, Женя отправилась в ресторан. Она еще до сих пор не завтракала. На этот раз посетителей обслуживали курсанты. Она заметила за стойкой «поросеночка» и улыбнулась ему.

– Принеси мне что-нибудь поесть и кофе.

Он кивнул головой и крикнул в кухонный зал, чтобы обслужили гостью из Скандинавии (остряк, однако!). Следом за Женей зашли несколько шведов. Один из

них, высокий светловолосый парень принялся, с пятое на десятое, что-то заказывать.

Женя уселась за столик и, пока завтракала, с любопытством наблюдала за местным страдальцем. Собираясь на русский корабль на экскурсию, он не удосужился заглянуть в разговорник. Курсанты, сами толком не владея языками (кто-то знал несколько слов по-английски, кто-то по-французски) – собрались гурьбой и чесали затылки. Кое-как, они, все-таки, с задачей справились. Оказалось, гость хотел отведать шедевров русской кухни. Вспотев от напряжения, но довольный результатом швед направился к соседнему от Жени свободному столику.

Усевшись, он что-то сказал ей, сокрушенно качнув головой, но, поскольку и Женя не удосужилась заглянуть в шведский разговорник, с улыбкой, согласно кивнула головой. Явно опрометчиво. Швед, поковыряв в тарелке и осмотревшись, задал ей уже более сложный вопрос, видимо в уверенности, что имеет дело с соплеменницей.

Женя растерялась, но, проанализировав его восторг и заинтересованный взгляд которым он окинул стены ресторана, предположила, что здесь уместно будет что-то вроде одобрения, и рискнула произнести по-немецки «Да», вспомнив, что почти все прибалты так выражают согласие. Это был перебор. Положение ее моментально усложнилось.

Услышав ее голос и уверенный ответ, швед затарахтел как неуправляемая молотилка, эмоционально жестикулируя.

Женя, никак не ожидавшая такой раскрепощенности, (она почему-то считала шведов людьми сдержанными) попыталась уже на французском, который ей прививали в школе, объяснить, что она не совсем понимает, о чем идет речь. Швед на секунду замешкался и к ужасу Жени заговорил по-французски. Ей понадобилось минут пять, чтобы втолковать неожиданному собеседнику, что и французским-то она владеет не блестяще.

Не дав шведу опомниться, она извинилась и, не допив кофе, выскочила на палубу.

Экскурсия на шхуне напоминала народное гуляние. Видимо по распоряжению капитана радист включил по всему кораблю русскую музыку, похоже, тридцатых годов. В нескольких местах курсанты в белых передниках и колпаках раздавали из алюминиевых баков дымящиеся блины с вареньем, которые раскладывали на бумажные тарелочки, а в тщедушные пластиковые стаканчики разливали круто заваренный ароматный чай с мятой. На корме, в кольце зрителей, новоиспеченные офицеры лихо отплясывали традиционное «Яблочко», которое репетировали, чуть ли не всю дорогу. Публика получала то, что хотела. Вероятно русский матрос, потягивающий Кока-колу, сильно разочаровал бы зрителя…