– Ну что ты, Лунно-Яичничек, – пытался было возражать Свин, – ты и так очень устаёшь в своей столовой. Да ещё теперь работать ночью. Ну зачем это? Для чего такие жертвы? Не так уж мы и нуждаемся в деньгах.

– Но, Свинчик, это всего лишь одна-две ночи в неделю, не больше. Да и не на всю жизнь это. Потружусь несколько месяцев, заработаю немного деньжат и брошу.

– Ах, дорогая Луна-Яичница, как мне будет грустно и одиноко в те ночи, которые ты будешь проводить в дискотеке! – воскликнул в страдании наш герой. – Ну что ж, если ты так решила… Ну, тогда и я сидеть на месте не буду. Что же это делается? Баба работает, а мужик сидит сложа руки? И я буду искать себе какие-нибудь приработки!

                                          * * *

И всё пошло своим чередом. Луна-Яичница стала две ночи в неделю – в среду и в субботу – проводить вне дома, всегда возвращаясь, однако, рано утром к своему жениху, чтобы тот ничего не заподозрил.

По четвергам и воскресеньям она отсыпалась днём дома. Делать это позволял ей гибкий график работы в гарнизонной столовой – с двумя произвольными выходными на неделе.

Поначалу наш герой часто предлагал довести Луну-Яичницу на своей тарантайке до дискотеки и потом забрать её оттуда рано утром. Но его невеста всегда отказывалась, говоря, что Свину незачем себя перетруждать и что она прекрасно доберётся до работы и обратно на трамвае, тем более что это близко – всего две остановки. И звучала в её нежном голоске при этом такая чуткая забота о Свиновом здоровье, что тот в конце концов перестал настаивать.

Чтобы не отставать от Луны-Яичницы Свин теперь начал тоже подрабатывать. Устроился развозить по городу на своей тарантайке рекламные объявления и проспекты. Работёнка, в общем-то, не тяжёлая, но мытарная и однообразная, да и платили немного. Но что поделать? Куда было податься нынче отставному вояке? Даже преподавателем на военную кафедру какого-нибудь университета не устроишься. В свете новых политических установок не в чести стало нынче военное дело.

А Луна-Яичница предавалась теперь две ночи в неделю разврату. По средам – с холостяком негром Бабилой на его квартире; а по субботам – с новоприбывшим в военную часть молоденьким лейтенантом Хвостенко. Это был долговязый белобрысый детина, невнятной веснушчатой наружности, которая вместе с его женатым семейным положением никак не вязались с имевшимся за ним репутацией знатного ёбыря. С Хвостенко они занимались любовью в гостинице, а также и у него в машине, так как дома у него находились благоверная супруга и трёхлетний сынишка. Жене неверный лейтенант нередко говорил, что уходит на ночь в караул.

Но не получала уже Луна-Яичница от мужиков такого удовольствия, как раньше. Стали они ей приедаться – все такие одинаковые, со своими либо сарделечными, либо сосисочными хуями разной степени твёрдости. Любовники, впрочем, каждый раз давали Луне-Яичницы небольшие суммы денег с тем, чтобы в случае чего она смогла бы отчитаться перед Свином за свою работу в ночном клубе.

А Свин был верен Луне-Яичнице. Хотя и позванивал иногда негрессе Фелисите. Но дальше трёпа по телефону у него теперь с ней не заходило. Хотя и хотелось порой нашему герою отодрать сладкую африканку, но заложенные в него с детства благонравными родителями высокие моральные принципы не позволяли ему изменить Луне-Яичнице.

Однако Свин вскоре снова узнал о неверности своей невесты.

                           VII

Однажды в субботу – поздним зимним вечером – наш герой лежал на кожаном диване в салоне и скучал без своей возлюбленной, ушедшей работать, как всегда в этот день, на дискотеку. Свин лежал и скучал. Телевизор смотреть ему не хотелось, спать тоже что-то не тянуло, и он от нечего делать решил позвонить Фелисите – ей без проблем можно было поздно звонить.