– Не буду я брать деньги с соседей за кружку молока! – категорично заявила она тогда отцу, и у того хватило ума не говорить больше об этом.

– Копейка в доме не была бы лишней, – сказал он, как извиняясь. – Лидке к зиме бы катанки…

– Где им взять деньги за молоко, если нет на соль и керосин?!

Тетя Настя была тоже рыжая. На солнце ее голова светилась ярко-красной медью. Ее все любили, и никто никогда не дразнил рыжей, конопатой. Она всегда была веселой, звучно смеялась, сверкая белыми, как сахар, зубами.

– Отгадай, что я тебе принесла? – спрятав руки за спиной с этим «что-то», спросила как-то тетя Настя.

– Машинку! – обрадовался я.

– Молодец! Как ты быстро угадал? Увидал, наверное?

Ничего удивительного тут не было. Мы с мамой ходили в магазин, и я там видел на прилавке машинку. Яркую! С кузовом зеленым! С дверцами, которые открываются. Попросить маму, чтобы она мне ее купила, было стыдно: в доме у нас не было на это денег. И я после этого ничего больше не видел и знать не хотел. Мне снилась по ночам маленькая, с зеленым кузовом, с открывающимися дверцами машина. Как я мог после этого не угадать подарок тети Насти? Конечно, машина!

Нес я машину, прижав к груди, как самое дорогое и любимое приобретение. На улице, под окном нашей избы, была огромная – мне так казалось – куча земли, именно то, что мне так было необходимо. Сидя на куче красновато-желтой земли, я нагружал старой щербатой ложкой кузов машины поверх бортов и медленно, натужно, с подвыванием, вез на другую сторону кучи груз, там его, тоже не без характерных звуков, сопровождающих выгрузку грунта, сваливал. Долго выезжал, смыкаясь назад-вперед, а выехав на проторенную дорогу, весело спешил к «карьеру» за новой порцией груза.

Был холодный осенний день, дул северный, от Байкала, ветер, но мне было не до холода. Я был занят настоящим нужным делом.

Ночью мне стало плохо. Шумело в голове, глаза не хотели открываться, и какая-то тяжесть во всем теле. Ко мне мягко подошла мама, положила ладонь на мой лоб.

– Иван, он весь горит! – сказала она. В голосе мне непонятная тревога.

– Что там еще? – недовольно отозвался отец.

– Он весь как кипяток! – повторила мама и опять приложила руку к моему лбу.

– Ну так что теперь? – не знал, что делать, отец.

– Заболел он!

– Беги к Насте! Скажи ей.

Слышу глухой топот шагов во дворе, потом в сенях, потом в избе.

На лоб легла ладонь. Холодная.

– Температура, – тихо, как задумавшись о чем-то, сказала тетя Настя. Добавила: – Высокая.

– Что делать? – Не вижу, но знаю, как испугана мама.

– Сейчас я! – говорит тетя и быстро убегает. Также быстро возвращается.

Меня стали протирать чем-то влажным, прохладным и вонючим. Сунули в рот ложку с горькой водой. Я проглотил, мне даже не хотелось выплюнуть эту мерзость.

Когда я проснулся, в оконце светилось яркое солнышко. Около меня, нахохлившись, как большие черные птицы на суку, сидели мама и тетя Настя.

Первой вскочила мама.

– Сынок, – схватила она меня за руку, – что у тебя болит?

– Не знаю, – ответил я, расклеив запекшиеся губы.

– Головка болит?

– Тяжелая она, – ответил я, прислушиваясь ко всему телу, выискивая больное место.

– Животик не болит?

– Н-не. Не болит.

– Горлышко? – перечисляла мама все, что могло болеть во мне.

– Тоже не болит.

– А что болит?

– Ничего не болит. Машинка моя где?

– Господи! – воскликнула мама уже веселым голосом. – Мы тут глаз всю ночь не сомкнули, а ему машинка! Да целая она, никуда не делась!

– Дай мне ее, – попросил я. А взяв в руки свое сокровище, мне тут же захотелось грузить, отвозить по ухабистой дороге груз, сваливать его вдоль дороги и опять спешить в «карьер».