– Лошадь очень большая, – точно та же, слегка задыхаясь, ответила Леся. – я не смогла бы ее спрятать.

– Спрятать? – я наморщила лоб. Пытаясь разобраться в том, что имела в виду Леся. – Ты хочешь сказать, что ты что-то делаешь, чтобы нас не нашли?

– Ага, – выдохнула Леся и улыбнулась. – Я не много умею, господин выбрал меня слишком быстро. Но прятать себя магией учат в первую очередь.

– Кто учит?! – удивилась я. Наверное, я слишком устала, потому что ответ был вполне очевиден. Стоило бы только подумать. – Светлые?

Леся фыркнула, пытаясь сдержаться, но не смогла и захохотала.

– Нет, конечно, – отсмеявшись, тряхнула она головой. – Если бы светлые узнали, как много нам известно, то никогда не позволили бы нам быть вместе. Нет, мы сами… Темные женщины передают друг другу знания о нашей магии, и умения необходимые, чтобы выжить и не сойти с ума от всего этого.

– Но мне говорили, – начала я, пытаясь сказать, что мне известно о ранней смерти несчастных темных женщин. Но быстро поняла, насколько бестактно прозвучал бы мой вопрос. И замолчала.

– Что мы шлюхи и алкоголички? – ухмыльнулась Леся. – Это правда. Большинство из нас именно такие и есть. Я понимаю, это тебе кажется кошмаром, но для многих все не так плохо, – она улыбнулась. – Я выросла в бедной семье. У меня было одиннадцать братьев и сестер, и, когда родители уходили на заработки, вся эта орава оставалась на мне. Денег всегда не хватало, очень часто у моих родителей не было возможности даже накормить нас ужином. Но когда оказалось, что я темная, моя жизнь изменилась в лучшую сторону.

Она обернулась ко мне и рассмеялась, прочитав по моему лицу, насколько я была ошеломлена ее признанием. Нет, я понимаю, что прокормить столько детей очень сложно, и верю, что Лесе и остальным ее братьям и сестрам приходилось голодать. Но ее слова, что потом стало лучше, выбило меня из колеи.

– Как такое может быть? – не поверила я. – Баба Катя говорила, что светлые, пока везут темных в приграничные крепости, вовсю пользуются своим положением…

– Это правда, – кивнула Леся, – но тогда я впервые в жизни ела досыта и три раза в день. По сравнению с этим меркло все. – В ее голосе звучало что-то такое… То ли сожаление, то ли вина… – Тогда мне казалось, что это невеликая плата за возможность не быть голодной. И не вкалывать от рассвета до заката в поле и дома. И не видеть орды братьев и сестер, которые не оставляли меня в покое ни днем, ни ночью. Нас везли на телегах. И всю дорогу я либо ела, либо спала… Ну, когда не была с солдатами. Они мне даже нравились, – вздохнула она. – Они улыбались мне, говорили какая я красотка. Они были гораздо ласковее всех, кого я тогда знала. И вино было вкусным, а эффект от него забавным.

Мы немного помолчали, шагая вперед. За разговорами даже усталость будто бы пропала, а эмоции кипевшие внутри меня, передвигали гудящие от напряжения ноги, гораздо лучше, чем моя собственная воля.

– А потом, в приграничной крепости, я познакомилась в другими женщинами. Они-то и объяснили мне что к чему. Это пока мне хорошо, говорили они, а потом, когда обилие еды, выпивки и спокойного сна перестанет быть для меня высшей ценностью, я пойму, как много потеряла лишившись нормальной жизни. Не скажу, что я им поверила. Просто посмеялась. Мне казалось, что они просто не понимают, что такое голод. И бесконечная, непроходящая усталость. Я же никак не могла забыть. И тайком таскала хлеб из столовой, чтобы насушить сухарей про запас. Мне не верилось, что все и дальше будет так же хорошо, как сейчас.

Леся уже немного запыхалась и паузы между предложениями становились все длиннее. Но я не торопила. Бессонная ночь сказывалась, усталость наваливалась все сильнее, заставляя прилагать все больше усилий, чтобы продолжать идти вперед.