Яну, впрочем, казалось вполне вероятным, что Гек хотел им помочь: сам директор зоопарка, любит животных, всю свою жизнь защищал их, он, несомненно, сочувствует потерям своего коллеги, другого директора. И потому ночь накануне первого визита Гека прошла для них между надеждой и страхом.

После наступления комендантского часа поляки больше не гуляли под звездным небом. Они по-прежнему могли наблюдать из своих окон и с балконов августовские Персеиды, за которыми следовал осенний дождь Драконид, Орионид и Леонид, однако из-за снарядов и пыли дни стояли в основном облачные, с мутными закатами и предрассветной моросью. Как ни парадоксально, но эта война, развернувшаяся от горизонта до горизонта, породившая грязь и уродство наземных схваток, в сознании соединилась также с великолепными небесными зрелищами. И вот быстро несущиеся по ночному небу метеоры, несмотря на свои, как у воздушных змеев, хвосты, воспринимались как артиллерийские снаряды и бомбы. Некогда метеоры относили к категории, весьма далекой от техники, их считали посланниками отдаленных королевств, где звезды блестят, словно покрытая льдом колючая проволока. Когда-то давно католическая церковь нарекла Персеиды слезами святого Лаврентия, поскольку они появляются накануне дня его памяти, однако и более научный образ – грязные снежные комья, смываемые невидимыми волнами с края Солнечной системы и несущиеся к Земле, – представляется не менее волшебным.

Лутц Гек унаследовал Берлинский зоопарк от своего прославленного отца в 1931 году и почти сразу же начал менять его экологию и идеологию. Во время Олимпийских игр 1936 года, проходивших в Берлине, он открыл «Германский зоопарк», посвященный дикой природе страны, – в центре располагалась «Волчья скала», которую окружали вольеры медведей, рысей, бобров и других местных видов. Этот подчеркнутый патриотизм, делавший упор на привычную животную среду и отметавший необходимость ездить в разные концы света и искать экзотические виды, выражал весьма похвальную идею, и, если бы Гек развернул подобную экспозицию в наши дни, никто не стал бы спрашивать его о мотивах. Однако в ту эпоху, при его убеждениях и ультранационализме его семьи, он явно хотел угодить своим друзьям-нацистам, делая свой посильный вклад в осуществление идеи о превосходстве германской расы. На фотографии 1936 года Гек с Герингом запечатлены во время охоты в Шорфхайде, где у Гека было самое крупное из прусских поместий, а еще через год Гек вступил в НСДАП.

Охотник на крупную дичь, Гек ощущал вкус к жизни, лишь наполняя ее опасностями и приключениями. Несколько раз в год он отправлялся в экспедиции, чтобы привезти животных для своего зоопарка, а заодно и добыть пару голов с длинными рогами для украшения стены в доме или встретиться нос к носу с разъяренной, вставшей на дыбы медведицей-гризли. Он обожал смертельный риск дикой охоты, особенно в Африке, о которой рассказывал в своих научных письмах, – их он писал при свете фонарика, примостившись на походном стуле рядом с жарким костром, пока его товарищи спали, а в непроглядной темноте ворчали невидимые львы. «Передо мной мерцает костер, – писал он, – а у меня за спиной, в черной бесконечности возятся невидимые и загадочные дикие звери»[17]. В одиночестве, но едва ли испытывая страх в окружении хищников, он воспроизводил дневные подвиги чернилами на бумаге, иногда чтобы не забыть, иногда чтобы поделиться с друзьями из другой реальности, из той самой Европы, которая казалась ему далекой планетой. К его письмам часто прилагались фотографии, на которых он был запечатлен в момент охоты: заарканивал жирафа, вел за собой детенышей носорога, ловил трубкозуба, уклонялся от атакующего слона.