В конце концов я отвела взгляд: на нас с интересом смотрели, перешептывались, несколько мужчин начали движение в нашу сторону. Лорд это также заметил, резко повернулся и чуть не столкнулся с подошедшим мужчиной. Незнакомец широко улыбнулся, сверкнул здоровыми зубами, лорд едва поморщился, небрежно кивнул и, больно схватив меня за ноющее запястье, повел к коляске, обитой темно-синим бархатом с гербом рода на дверце: круг с сетью и хищным оскалом ягуара. Родовой герб так же пугающ, как и лорд Бенедикт. Лорд первым поднялся по ступенькам коляски и, не отпуская руку, едва не кинул меня на сиденье напротив.

Почему же все так произошло? Судья не разобрался как следует в деле, Велор не смог помочь, неужели Пресветлая решила покарать меня за все проказы в монастыре.

Но это же нечестно!

– Катриса! Где эта несносная девчонка?! – Наставница бегала по двору монастыря, пытаясь поймать ярко-розовых кур.

А что я? Я ничего, прячусь тихонечко в тени каменной ниши и, подхихикиваю: наставница Теодея обладала излишне пышными формами и ее бег больше походил на танец подтаявшего желе на блюде. 

– Ой-ой-ой, – я привстала на цыпочки.

– Попалась негодница, – наставница Дотея, как всегда, быстро меня нашла, и схватив за ухо, повела к раскрасневшейся наставнице Теодее. Увидев нас, женщина остановилась и уперла руки в массивные бедра, скрытые под безразмерным серым балахоном. – Когда же Пресветлая избавит нас от негодницы.

– Что ты сделала с несчастными птицами? – голос наставницы Теодеи звонким эхом отскакивал от серых каменных стен монастыря фальшивым фальцетом. – О, Пресветлая, что же нам теперь делать? Куры сдохнут и дети останутся без яиц на завтрак и пышных булочек.

Яйца и так видели по большим праздникам, а пышные булочки подавались на стол наставниц и настоятельницы, мы же, воспитанницы, довольствовались слизкими кашами и сухими лепешками. 

– Я всегда говорила, доброта настоятельницы Серанимы идет только во вред этой девчонке, – наставница Дотея больно дернула за ухо. – Что ты в этот раз сделала? Признавайся!

– Да ничего! Отпустите, больно! – Но вместо свободы ухо вновь дернули. – Я растирала лепестки, когда они прибежали и прогнали меня, склевывая все до чего дотягивались. Я тут ни при чем! 

– Какие лепестки?

– О, Пресветлая, Катриса неужели ты…

– Не может быть… – На мгновение хватка на ухе ослабла и я вывернулась, получив свободу. – Да как ты посмела трогать их! Это же на завтрашнее служение. 

– Наша птица умрет, – наставница Теодея достала белоснежный кружевной платочек и промокнула сухие глаза. 

Мы посмотрели вокруг: куры весело носились по двору, разбрасывали ярко-розовые перья, пугали стремительно появляющимися ярко-розовыми проплешинами на своих худых телах и умирать не спешили. 

М-да.

Я честно не знала, что так получится. Все чего хотела добыть немного красящего сока лепестков, чтобы окрашивать глину: мне ужасно надоел противный грязно-желтый цвет моих кукол. 

– Что здесь происходит? – мелодичный голос подарил надежду на спасение. Настоятельница Серанима удивленно смотрела на полуголых птиц и нас в окружении ярких перьев. 

Я всегда жалела настоятельницу: она жила где-то в другом мире, возможно, у белых стоп Пресветлой. Настоятельница редко с кем-либо общалась, в основном она проводила обряды, а все остальное время посвящала молитвам. Теплый взгляд темных глаз, легкая полуулыбка и неожиданно я оказалась в заботливых объятиях этой необычной женщины. 

В тот день я впервые оказалась в библиотеке монастыря и стала ученицей настоятельницы. Оказалось, что женщина прекрасно разбирается в травах и это был большой плюс, но и без минуса не обошлось.