Только сталь, недовольство и равнодушие. Он такой, когда серьёзен. Когда злится.
– Я не шутил, когда сказал, что ты виновата. Предала меня…
И опять говорит эти неправдивые слова.
– Влад, – мой голос звучит резче. Потому что начинаю раздражаться. – Я ведь объяснилась!
Очередной шлепок по коже. Та горит и просит остудить её. Приложить что-то холодное. Ладонь Вернера очень хорошо подойдёт, если он не собирается меня бить.
Льдина! Самая настоящая! Знает, что не люблю этого, но делает.
– У меня другая информация, Каролина. И я верю ей, а не тому, кто… Солгал в лицо. Что, если не желание избавиться от меня? Я ведь отравлял тебе жизнь, по твоим словам. Не смогла устоять перед соблазном, да? Или что?
И вновь удар, что вызывает порыв как следует встать, замахнуться рукой и впечатать ладонь в чужую щёку.
Да что за несправедливость такая!
– А если бы я струсила на суде? Совесть пересилила! Ты бы тоже так меня ненавидел?
– Нет, если бы ты в этом созналась.
Его слова выбивают из колеи. Идёшь и вдруг падаешь, угодив в яму.
Какой же, мать его, невыносимый человек!
Понимаю, что лучше один раз потерпеть извращённую порку, чтобы потом её избежать, но не могу.
Гнев подбирается к горлу, потихоньку проникает в мозг, распространяется по всему телу и оседает в груди. Надоел!
Завтра же пойду к проклятому адвокату, чтобы выведать от него информацию. Сколько можно?! Одно и то же!
Резко встаю на руках. Влад пытается опять пригвоздить меня к столу, но не сдаюсь.
Со своими пятьюдесятью пятью килограммами неровня ему. Но всё же сначала качаю задом, упираясь ему в пах. Чтобы расслабился, перестал так наседать.
И это его дезориентирует. Отстраняется, почувствовав неладное.
Ладонь скользит ниже, кончиками пальцев проходя вдоль позвоночника. Тело от этого потряхивает, но мне плевать. Взбесил!
Выпрямляюсь и хоть понимаю, что так просто не уйду, оборачиваюсь к Владу и сдерживаюсь, чтобы не плюнуть в это мерзкое, но в то же время красивое лицо.
Вместо этого задираю голову, опускаю ладони ему на грудь и толкаю, отстраняя от себя. Он резко становится мне противен.
– Знаешь, что?! – повышаю голос, чего не делала… Давно! – Надоело!
То есть, всё, чтобы ко мне не было такого отношения – всего лишь нужно сказать, что я испугалась?
Меня кто-то шантажируют фотографиями с голыми родителями, участвующими в оргии. И моими фото, где заплаканная и полуголая выхожу из кабинки стриптиз-клуба, где вообще была не по своей воле!
И должна блеять перед ним, извиняясь?
– Я докажу тебе, что ни в чём не виновата, – шиплю со злости, пытаюсь толкнуть, но он даже не шевелится. Лицо спокойно, будто меня сейчас и не слышит. И всё. Это становится последней моей точкой кипения.
Поэтому выпаливаю со зла, точно зная, что не дам ему этой возможности:
– И до этого момента – я запрещаю тебе ко мне прикасаться!
Зло отталкиваю Влада от себя и как можно быстрее пытаюсь уйти. Убежать от него. Как можно дальше.
Перед этим хватаю хотя бы платье, чтобы не сидеть голой.
Обжигающие слёзы подбираются к глазам, намереваясь показаться перед Вернером.
А не будет ему моих слёз.
Он видел их однажды, два раза. И во всех случаях поддерживал меня, успокаивал. А сейчас… Только пытается схватить. Остановить. Удержать.
Но не сдаюсь. Выдёргиваю руки из сильных ладоней и иду дальше. Кожу жжёт, но не останавливаюсь. Злость пропитывает всё тело, давая силы сопротивляться.
Даже когда Влад хватает меня за талию и грозно рявкает моё имя, не собираюсь поддаваться.
– Каролина, стой!
А я не собака, чтобы следовать каждому его приказу!
Сжимаю в трясущихся пальцах ткань платья и снова пытаюсь вырваться. На него не смотрю, только вперёд. Лишь бы не оставаться с ним больше наедине.