– Вот она, – бросил один из оперов и, подтолкнув меня к ним, отпустил.

Мужчина в чёрном кивнул. Взял меня так же, как до этого мент. Мы оказались на улице. Апрель был прохладный, и в своей кофте я замерзла моментально. Ветер пробрался под край, тело покрылось мурашками.

– Куда вы меня тащите?! – я попыталась вырваться. Извернулась, выворачивая руку. – Что происходит?! Да ответьте же вы! – меня начинала бить истерика. Снова ударила, вцепилась в рукав пиджака пальцами.

Впереди стояла машина. Огромный чёрный внедорожник. Предчувствие стало ещё сильнее, от паники меня начало подташнивать.

– Отпустите! – толкнула мужчину. – Я не…

Дверца машины открылась, и меня впихнули внутрь. Я упала на сиденье, волосы рассыпались по плечам, лбом я упёрлась… В бедро. Подняла взгляд и встретилась им со взглядом Якова.

– Можем ехать, – обратился он к водителю, а после опять посмотрел на меня: – Я передумал, Мирослава. Ждать до завтра я не хочу.

Мирослава

В салоне царило молчание. Длилось оно с того момента, как я, послав Якова к чёрту, швырнула в него футляром с кольцом как будто специально для этого оказавшимся у меня в кармане.

– Куда мы едем? – всё-таки не выдержала я первой. Меня начинало потряхивать. Это же молчание выматывало и пугало.

– Ты послала меня к чёрту, помнишь? – выговорил он, вальяжно устроившись на сиденье. – Я подумал над твоими словами.

– И что надумал? – старалась отвечать небрежно, только его слова и взгляд не предвещали ничего хорошего.

– Что неплохо будет у него погостить, – коробочку он так и держал в руках. Пальцы его лежали на бархате, и в этом было что-то вызывающее. Медленно он поглаживал ее, а у меня было чувство, что касается он не футляра – меня. – Только не мне, а тебе.

Я резко подняла взгляд от его руки к лицу. Губы его были чуть заметно искривлены в усмешке, пронизывающий взгляд так и приковал меня к месту.

– Хватит играть со мной! – спокойствие кончилось, вышло истерично и громко.

На него это не подействовало. Было чувство, что ему даже доставляет удовольствие выводить меня из себя. Я мотнула головой.

– Я не стану твоей безделушкой, Яков!! Как бы ты ни пытался добиться этого, у тебя не получится! Я докажу, что у меня нет твоих денег! Я…

– Ну что ты, – он одним движением ухватил меня за кофту и подтянул к себе. Взял за подбородок и спросил тем самым бархатным голосом, от которого у меня всегда бежали мурашки: – Что ты? Ты никому ничего не докажешь. А знаешь почему? – я сглотнула, когда он, убрав пальцы с подбородка, погладил меня по щеке. – Потому что тебя никто не станет слушать.

Поглаживая, он смотрел мне в лицо, и внутри всё сковывалось от понимания, что это действительно может быть так. Я приоткрыла губы, чтобы ответить ему, но слова вдруг исчезли. Сильнее сжав кофту, Яков коснулся меня сквозь неё. Я вздрогнула. Разжал кулак и провёл по краю, немного проникая пальцами, дотрагиваясь до голой полоски кожи над резинкой штанов.

– Это ты так считаешь, – слова прозвучали жалко.

– Ты считаешь так же, только не готова в этом мне признаться, – одернул кофту. – Хотя себе уже призналась.

В последний раз он коснулся моей щеки, скулы. Убрал волосы за ухо и обвёл ушную раковину, за ней гвоздик серёжки в ухе.

– Тебе нравятся эти серёжки, – не вопрос – утверждение.

Серёжки… Их вдел мне в уши он сам. Перед тем ужином, теми переговорами, после которых вся моя жизнь полетела к дьяволу. Потому что тогда я впервые поддалась ему, и это стало точкой невозврата.

– Серёжки, как серёжки, – отползла на другую сторону сиденья.

Что значила его презрительная усмешка, я понятия не имела. Но тревога стала ещё сильнее.