Откинувшись на зеркальную стену лифта, недовольно поджимаю губы. Он уже и калории мои посчитал мухомор-моралист.

— Мы ещё не поженились, а я сплю и вижу, когда же наконец-то разведусь с вами, Герман Игоревич. Вы не можете запретить мне общаться с друзьями, я буду видеться со своими одноклассниками, и никакой…

Я не успеваю договорить, как босс внезапно хватает меня за плечи и, встряхнув, разворачивает к зеркалу, заставляя всмотреться в своё отражение.

— Он активировался, потому что надеется завалить вас, Аня.

— Чего?

— Проще говоря, переспать с вами. Просто раньше ваш Феденька не подозревал, что под дедовскими трениками и такой же кофтой с лампасами, есть заманчивая, пышная грудь.

Босс сжимает мои плечи, и даже через ткань блузки я ощущаю, насколько сильные и горячие у него руки. А ещё спиной я совсем некстати, чувствую его близость.

Это сбивает меня с толку.

Я же его терпеть ненавижу! Отчего тогда кровь так быстро пульсирует по венам, разнося по телу странное, запретное тепло? Наши взгляды в зеркале встречаются. Сама от себя не ожидав, столбенею.

Блузка, безусловно, открытая, немного виден бюстгальтер, пуш-ап опять же… Но разве мог тритон… Наш великий и ужасный босс, заметить форму моей груди?

Это очень странно.

А ещё удивительнее, что от его слов, положительной оценки и переплетения наших взглядов в зеркале, у меня слегка приподнимается на загривке шерсть, как у одинокой голодной кошечки.

Дышать становится нечем. Секунда! И по спине ползут мурашки.

В этом мерзавце Белозерском есть что-то такое, от чего комплимент моим полушариям заставляет терять нить разговора.

Он правда так думает? Проглатываю застрявший комок в горле и отвожу глаза первой.

Ну и ладно! Да пошёл он к чёрту. Мне нет никакой разницы, что он там думает! Он просто не хочет, чтобы я его опозорила, вот и пытается спрятать под замок.

— Вы меня, конечно, извините, Герман Игоревич, но Федя не такой.

— Все мужчины такие, Аня, поверьте мне. — Отпускает мои плечи, но перед этим обдаёт ухо горячим дыханием.

Дверцы лифта с дзиньканьем разъезжаются. Тритон уходит, а я, пошатнувшись, хватаюсь за поручень, резко контрастирующий металлической прохладой с моими вспотевшими ладошками.

Да что сегодня за день такой, невообразимо чокнутый?

17. Глава 16

После беседы в лифте каждый из нас занимается своим делом. Босс, неплотно закрывший дверь в свой кабинет, садится за компьютер и нахмурившись щёлкает мышкой. Я мучаю свою технику, пытаясь разобраться с графиком на ближайшую неделю. Делаю для себя пометки в блокноте, выделяя всё самое срочное. Наклеиваю на доску стикеры с номерами телефонов клиентов и бизнес-партнеров, с которыми необходимо созвониться и уточнить насчёт мероприятий, запланированных на завтра.

Но после пальцев тритона на плечах и его слов о моей груди всё валится из рук. В голову то и дело лезет фраза о том, что босс ненасытен в постели. Даже не верится, что он разглядывал мои прелести.

Непроизвольно кошусь в щёлку между косяком и дверью. Что вообще могло означать это его загадочное: «Вы не потянете мои аппетиты»?

Это два раза, три? Или один, но долгий? Всю ночь, не смыкая глаз? А как же он тогда ходит на работу? Выглядит в восемь утра словно огурчик. Если бы он не спал ночами, то подобное безрассудство отразилась бы на его лице. Но у него ни одной морщинки и синяков под глазами нет.

Он ещё и позы небось знает какие-нибудь заковыристые: на подоконнике, антресолях, вниз головой на люстре.

Фу, фу и ещё раз фу! Дурь какая-то лезет в голову.

Думаю отвернуться, но всё равно наблюдаю.

Тритону звонят. Он встаёт из-за стола. Подтягивает ремень и улыбается. Довольно мило общается, ходит туда-сюда. Преследуя его взглядом, я наклоняю голову и медленно отъезжаю от стола.