Как бы странно не звучало, смерть и правда была ему к лицу. Похорошел. Немного заострились черты лица. Прошла отечность, которая досаждала ему последние недели. И лицо…спокойное удивительно. Словно он даже рад тому, как все завершилось, умиротворен.

– Вот ты и умер, – глубокомысленно сказал я, ни черта не понимая, как следует прощаться с покойниками. У меня никогда прежде не уходили близкие, если только бабушки, но это было так давно, что память почти стёрла воспоминания. – Знаешь, что я у тебя спросить хотел? Какого черта ты мне поднасрал так? Ты же понимаешь, что они все пустят по ветру, все твои бабки? За что ты так со мной, со своей хреновой империей?

Папа промолчал, хотя я бы не удивился, если бы он открыл рот просто для того, чтобы в последний раз напомнить мне, какое я ничтожество. Я сделал шаг назад, чтобы не дымить отцу прямо в лицо, закурил.

Огляделся – зал убран цветами. Рядами стулья стоят, не иначе, как речи ещё толкать станут. О том, каким отец был прекрасным человеком, как всем его будет не хватать… Всё херня, всё ложь.

Дверь за моей спиной открылась, кто-то вошёл. Только бы не мама, подумал я, хотя я всех членов своей семьи не хотел видеть одинаково.

– Артур, – раздался голос. – Ты мог бы не курить здесь? Церемония прощания начнётся через час, ты прокуришь все помещение, что мама скажет гостям?

Эльза. Последыш. Старшей тридцати четыре, мне тридцать три, Руслану двадцать восемь, и потом вдруг, удивив всех, родили ещё и Эльзу. И да, иногда мне даже казалось, что её, в отличие от нас, кто-то любит.

– Поверь, всем этим гостям на папу похер, они его терпеть не могли.

– Артур! – воскликнула Эльза. – Как ты можешь? Это твой отец! Да, он был не самым простым человеком, но он дал тебе жизнь, он дал тебе такой старт, о котором большинство людей и мечтать не смеет!

Я засмеялся. Не горько, мне и правда весело было. Обернулся. Эльза была похожа на куколку. Невысокая, точеные черты лица, чёрное траурное платье выгодно оттеняет лёгкий загар, который сестра успела заполучить на одном из средиземноморских курортов. Пожалуй, самый красивый представитель нашего семейства. Сейчас черты красивого лица искажала брезгливость.

– Ты думаешь, что хорошо его знала? – спросил я. – Нет. Отчасти потому, что ему было плевать на дочек. Бремя его воспитания несли мы с Русланом, и ты видишь, как его сломало. Наверное, я сильнее, вряд-ли этим можно гордиться сейчас. Когда тебе стукнуло десять, ты захотела пони. Что папа сделал?

– Купил мне пони, – спокойно ответила сестра.

Я улыбнулся.

– Когда мне было восемь я подобрал щенка. Бездомного и блохастого. Сам коричневый, морда белая, носочки, кончик хвоста.. Как-то знаешь, слабину дал, захотелось вдруг чего-то простого, понятного, может даже любви. И знаешь, что произошло?

– Что?

– Отец заставил меня утопить его. Я сделал это сам, своими руками, а он стоял рядом и смотрел.

Оставил ошарашенную сестру и пошёл прочь. Сто лет не вспоминал эту историю, почему именно сегодня всплыла в памяти?

– Но зачем? – воскликнула Эльза вслед.

– Чтобы я никогда ни к кому не привязывался. Это был один из его уроков.

Церемонию прощания я пропустил, хотя мать и пыталась вынудить меня буквально шантажом присутствовать на ней. Вот на кладбище поехал, посмотрел, как отца опускают в землю и даже бросил на лакированный гроб ком чёрной, холодной и влажной осенней земли. Почему то вспоминал, как закапывал мокрое тельце щенка. Когда тот умирал, не плакал, просто не мог, словно выморозило изнутри, а закапывая ревел…

Может, напиться?

На банкете было шумно. Слишком много людей. Слишком много цветов и свечей. Система вентиляции не справлялась, я пил один бокал за другим и мечтал, чтобы этот день закончился.