— И мы вновь приходим к тому, что ты эгоист, — выплёвываю я.  

Слава поджимает губы и резко подаётся ко мне, обхватывая пальцами мой затылок. Склоняется к уху и шипит: 

— Жалеешь, да, что так поступила? Несчастливый брак, ребёнок от нелюбимого человека. Отомстила, как следует, да? Себе. 

— Я никому не мстила, — тоже шиплю я. 

— Да брось, — смотрит он мне в глаза. — Наверное, ты просто не предполагала, что всё так затянется. Что отец смолчит о том, кто его новая жёнушка. Что я сам не буду появляться здесь так долго. Что мне будет плевать на то, что ты вышла замуж после того, как клялась в вечной любви. 

— Громко сказано, конечно, но, что тебе будет плевать я знала наверняка. Ты это хорошо дал мне понять, помнишь? 

— Что и требовалось доказать, — усмехается он. — Ты мстила мне, Ромашка. 

Я вспыхиваю от злости на своё детское прозвище. Именно для того, чтобы позлить Слава раньше меня так называл. Что это, провокация? Ладно, я тоже умею быть стервозной: 

— Тебе напомнить, что я больше не Ромашова? Напомнить, что я жена твоего отца, чтобы ты не стоял так близко? 

Его пальцы на моём затылке сжимаются сильней, взгляд вспыхивает от ярости, и он склоняется к моему лицу ещё ближе. Когда он говорит, я чувствую на своей коже, губах, его горячее дыхание и моё собственное учащается: 

— Идея фикс, да, Ясь? Похрен под кого лечь, лишь бы он носил фамилию Серов? 

Больно оттого, что он так думает. Больно оттого, что он так близко и далеко одновременно... 

— Отпусти меня сейчас же, — уперев ладони ему в грудь, выдыхаю я. 

— О, нет, — недобро улыбается он. — Ты не хочешь, чтобы я тебя отпускал. Я же самый главный Серов в твоей жизни, Ясь. 

Именно так. Но ты никогда этого не ценил, так что... Я пихаю его в грудь и ору: 

— Отпусти! Отпусти, чёртов эгоист! Пошёл ты знаешь куда? Туда, где пропадал все эти годы! Туда, где тебе было плевать на меня! Я тебя больше не люблю! Никогда не любила! Ты противен мне! Ты чёртов трус! Тебя ничего не волнует, кроме ненависти к отцу! Ты моральный инвалид! Ты... 

Я уже давно пытаюсь его ударить, но он каждый раз проворно ловит мои руки, и вот сейчас окончательно меня обездвиживает, прижав меня к своей груди и сцепив мои кисти у меня за спиной. Мы оба тяжело дышим, оба с яростью смотрим друг на друга, и одновременно опускаем взгляд на губы напротив. 

— Не продолжай, — выдыхает Слава и впивается в мой рот. 

По телу прокатывается горячая волна, подкашивая ноги, и, если бы не Слава, прижавший меня ещё теснее к себе, я бы свалилась на пол... Его поцелуй жадный и яростный. Голодный, словно он зверь, дорвавшийся до добычи. И в тоже время этот поцелуй жестокий. Ненависть, обернувшаяся в действие. Но какая разница, верно? Если я невыносимо долго ждала эти самые губы на своих?.. И вот, когда я уже хочу отдаться во власть этой больной страсти, ответить на поцелуй со всем своим внутренним рвением, в моё затуманенное сознание врывается плачь ребёнка. Моего ребёнка! Моего малыша! 

Я с силой отпихиваю от себя Славу — у меня получается только, потому что он расслабляется, и на дрожащих ногах спешу к сыну. Беру его на руки, прижимаю к груди и шепчу, что всё хорошо. В голове полный хаос, в душе тоже... Господи, я напрочь забыла о своём малыше! Что я за мать?!  

— Хочешь гостить в этом доме — пожалуйста! — холодно говорю я Славе, который склонил голову, запустив пятерню в волосы. — Но больше никогда не смей ко мне прикасаться, ясно? Никогда! 

Не дожидаясь его ответа, я покидаю кухню. 

4. Глава 4

Декабрь, 2017 год... 

— Ты пришёл! — кидаюсь я на шею Славы, крепко его обнимая.