Но куда идти? К перекрестку? Кажется, отсюда налево. Обычно мама с ее стремительной грациозной походкой так летела по тротуарам, что невозможно было уследить за всеми этими правыми-левыми поворотами. При этом они с Карлой оживленно делились тем, как прошел день («Нам завезли новые духи, малышка, и начальница одолжила мне флакончик на пробу. Понюхай! Ну как, нравится?»).
А Карла рассказывала маме свои новости, скрестив пальцы («По математике у меня опять пятерка»).
Впереди показался парк. Это тот, который возле дома, или другой? Может, да, а может, и нет. Дальше должен быть магазин, куда они с мамой заходили полистать журналы.
– Хотите читать – платите, – говорил им продавец.
Но вокруг не было ничего похожего на тот магазин. Карле стало трудно дышать, ладони вспотели. Куда их занесло?
«Смотри, – слабо прошептал Чарли. – Вон там».
Блестящая машина! Та самая синяя блестящая машина, которая стоит у их дома по вторникам и четвергам, а иногда и по воскресеньям.
Но сегодня же понедельник!
«Это Ларри, – снова прошептал Чарли. – Видишь шляпу?»
Рядом с Ларри сидела женщина, но это была не мама. Ее волосы были светлее, чем у Лили, – изжелта-белые, а помада ярко-красная.
Ларри сильно прижимался к губам незнакомой леди. В классе показывали фильм: если кто-то перестает дышать, надо вдунуть им воздух в легкие, чтобы спасти жизнь.
Карла отчаянно забарабанила в окно машины.
– Вам плохо?
Светло-желтая блондинка и Ларри отпрянули друг от друга. На его губах тоже была красная помада. Сердце у Карлы тяжело застучало.
– Что ты здесь делаешь, черт побери! – заорал Ларри.
Крик был такой громкий, что даже через закрытые окна у Карлы заболели уши.
– Я потерялась. – Карла не хотела плакать, но теперь, когда она встретила хоть кого-то знакомого, можно было признаться, как страшно ходить по улицам в темноте. – Я опоздала из-за Чарли, и мамы у ворот уже не было. Может, она домой пошла… Или опять на работе задержалась…
– Что она говорит, Ларри, любимый?
Только тут Карла сообразила, что невольно перешла на родной язык.
– Подожди здесь.
Карла думала, что это было сказано ей, но через секунду увидела, что Ларри обращается к леди с красным ртом. Он отвел Карлу за угол дома.
– Что ты видела? Расскажи.
Его голос звучал совсем иначе, чем по вторникам, четвергам и редким воскресеньям: он был жесткий, как мозолистая кожа на стопе, которую трут каждый вечер, как мама, в душе серым камушком («В ваннах мокнут только англичане, моя крошка. Это так негигиенично!»).
Справившись с собой, Карла ответила:
– Я видела, как ты прижимался ртом ко рту этой тети. Теперь у тебя губы красные, как у нее.
– Ты это о чем? – Он крепче сжал ее плечо.
Карле стало страшно.
– И на воротнике у тебя пятнышко, – прошептала она.
Ларри мельком взглянул на девочку и вытер с губ размазанную красную помаду. Он нагнулся к Карле, так что та почувствовала запах виски. Иногда мама не ужинала, чтобы купить виски для Ларри. Это было важно. Мужчина должен чувствовать, что ему рады. Виски и танцы. А в благодарность долг за квартиру будет погашен, электросчетчик успокоится и снова заработает оплаченный телефон. «Оно того стоит, cara mia, поверь мне».
– Ха! – Его лицо было так близко, что Карла видела волосы у него в носу. – Очень умно, – продолжал Ларри, быстро ведя ее по тротуару. – Раз ты такая умная, скажи, какой подарок тебе купить, чтобы нам не пришлось ничего говорить твоей маме?
«Смотри не растеряйся, – прошептал Чарли. – Помнишь фильм?»
Накануне Карла с мамой смотрели телевизор. Было уже поздно, но Карла не могла заснуть. Тогда она встала с кровати и пришла к маме, лежавшей на диване. Фильм был о маленьком мальчике, который увидел, как одна пара ворует в магазине, и они дали ему деньги, чтобы он молчал.