– Что это? – спросила я. – Ты в паломничество в Мекку ездил, раз привёз столько гостинцев?

– Это всё тебе, – ответил муж. – Я знаю, как много ты делаешь по дому. Содержать дом, в котором живёт дюжина людей, – дело нелегкое. Ты все это заслужила. Не стоит меня благодарить.

– Спасибо тебе, – всё же сказала я. – Но ты привёз слишком много.

Самад рассмеялся в ответ:

– В первый день, когда я приехал в Тегеран, я дал себе клятву: буду регулярно покупать тебе что-нибудь. Каждая вещь достойна отдельного рассказа. Скажи, что тебе больше всего понравилось?

Все вещи, которые он мне купил, были очень красивыми, и я не могла сказать, что самое лучшее.

– Всё здесь замечательное. Спасибо тебе, – ответила я.

Но муж стоял на своём:

– Гадам, милая, скажи всё-таки, что тебе понравилось больше всего.

Я снова посмотрела на подарки и больше остального мне приглянулась ткань для домашних шаровар.

– Эта ткань красивее всего, – сказала я.

От радости муж вскочил с места и воскликнул:

– Ты представить себе не можешь, в каком настроении я её покупал! В тот день я особенно сильно тосковал по тебе, так что эту ткань покупал с особым чувством. Я тогда настолько соскучился, что хотел уже бросить работу и вернуться к тебе.

Он склонил голову, чтобы я не видела его глаз, полных слёз. С этого дня нас часто приглашали в гости. Родственницы – Шахла, Ширин и другие, – узнав о возвращении Самада, стали наперебой звать нас к себе.

Самад с радостью принимал приглашения, поэтому вечерами мы допоздна сидели в гостях у родственников и знакомых. Мы рассказывали различные истории и беззаботно смеялись, а после возвращения домой Самад сажал меня рядом и заводил беседу.

– Из-за этих визитов у меня совсем нет времени побыть с тобой, – говорил он. – Ты приходишь в гости и сразу идёшь к другим женщинам, поэтому я тебя мало вижу и скучаю. Те несколько дней, когда я дома, мы должны чаще быть вместе, ведь когда я уезжаю, то сильно тоскую по тебе и ругаю себя, что так мало тебя видел и мало с тобой разговаривал.

Как же приятно было слышать такое, но эта радость продлилась не больше недели. Ближе к выходным Самад снова уехал. Это было вечером. Я осталась сидеть в комнате и горько плакала, скрывшись от посторонних глаз. Всё вокруг напоминало о муже. Все вещи в доме хранили на себе его запах. У меня не было сил с кем-то разговаривать или что-то делать и всё время казалось, что вот-вот кто-нибудь из родни скажет, что надо держать себя в руках, и тогда я точно расплачусь. Я почувствовала, что с отъездом Самада осталась совсем одна, и тогда начала думать об отце, понимая, что сильно соскучилась по нему. Помню, я накрылась с головой одеялом, которое хранило запах мужа, и сердце заныло от тоски по родительскому дому.

«Папочка, как же ты смог оставить свою дочь? Мамочка, почему ты не хочешь узнать, как мне живётся?» – думала я в тот вечер и плакала, пока не заснула.

На следующее утро мне было не по себе. Я была легко ранимой и все в доме казались чужими. Даже была мысль вернуться к родителям, но я не могла оставить близнецов, ведь в мои обязанности входило пеленать их и стирать пелёнки. Свекровь ушла куда-то по делам, поэтому я сама напоила малышей молоком, уложила спать и занялась приготовлением обеда, а затем помыла посуду, оставшуюся грязной со вчерашнего дня, подмела во дворе и вернулась приглядывать за детьми.

Я тогда так устала, что заснула ещё до наступления вечера, а на следующее утро вскочила с постели и по обыкновению отдёрнула занавеску. Было уже светло. Я не знала, что мне делать: хлеб уже был испечён и лежал в печке. Почему же я проспала? Почему не смогла вовремя проснуться? Что теперь скажу свекрови? Вдруг я поняла, что у меня нет сил даже на то, чтобы слушать её упрёки и ругань, поэтому, надев чадру, тихонько вышла из дома и побежала в дом родителей.