— Воздухоплавание на шарах, но не рекомендую это опасное занятие. А паровой двигатель есть, и даже у вас на фабрике!

— А у меня есть фабрика? — мои глаза округляются, Фредди говорил, что я богатая, но в тот момент я не оценила сути услышанного, богатство для преподавателя школы искусств вещь абстрактная, как «миод» у Винни-Пуха.

— Две фабрики, три доходных дома в столице, верфь в Пиллау. Баронство Розен и ещё по мелочи из наследия матери.

Голова закружилась! Начало неприятно тошнить.

— Умоляю, пусть он остановится, — шепчу Бишопу.

Тот трижды стукнул в стену кареты. И экипаж замер. Открываю дверь и выпрыгиваю без подножки. Под ногами хрустит мёрзлая трава, голые деревья выстроились в ряд у дороги, а вдали уже виден старинный город, как на ретро фото, холодный воздух возвращает меня в реальность.

— Как называется наша столица? Кёнигсберг?

— Нет, госпожа, Кронсберг. Всегда так назывался, и мы в Пруссии, есть еще Франция со столицей в Лионе, Римская империя, Североафриканские эмираты, Турецкое царство, Чайна, Индия, Новая Англия слишком далеко в южном полушарии, все остальное покрыто льдами или водой. И, конечно, Руссланд, империя двадцати царств, каждое в несколько раз больше нашей Пруссии. Но вы никогда не интересовались этим, Аннабель. Что случилось?

— Мне кажется, я поняла, что со мной произошло. Аннабель умерла. И я умерла, но в своём мире, однако мы с ней спутали тела, и я попала в параллельную вселенную от нашей. Вы бы с ума сошли, если бы видели, как устроен наш мир, сколько техники и какой прогресс. Я выгляжу ненормальной. Но считайте меня ненормальной, потому что сама понимаю, каждое слово моё похоже на бред. И я реально схожу с ума от одной мысли, что моё тело там, в нашем мире умерло, бедные мои родные…

Слёзы катятся по щекам, я оплакиваю себя, свою смерть и жизнь, понимаю, что назад я не вернусь.

Бишоп стоит рядом со мной и смотрит так, словно я инопланетное существо, вытираю горькие слёзы, всхлипываю и вдруг начинаю говорить с ним по-русски:

— Дорогой Бишоп, я сама в шоке от произошедшего, но согласитесь, заика Аннабель и по-прусски плохо говорила, ведь это не немецкий язык, Германии нет, а есть Пруссия. А я с вами говорю на чистом, современном русском. Какие вам ещё доказательства предоставить?

Бишоп сглотнул, почесал лоб дрожащей рукой и вдруг выдал на плохом русском:

— Значит так, милая моя Аннабель, кроме меня вы никому об этом не говорите, я же считаю, что вы были в коме, слишком долго и чудесным образом увидели будущее, ну что-то подобное и у вас открылись некоторые способности. За ересь о другом варианте развития истории для вас не пожалеют дров и вспомнят, как жечь ведьм, понимаете меня!

Он очень крепко взял меня за предплечья, слегка наклонился и очень пристально посмотрел в глаза. Меня передёрнуло. Он красивый, сильный, но для Аннабель слишком взрослый, и понимает это, а ещё между нами огромная пропасть, я баронесса, а он служащий, пусть и состоятельный, но без чина. Неожиданно ощутила в нём горячую симпатию, я ему очень нравлюсь, однако, он не посмеет.

— В моём мире меня зовут Кристина, и мне намного больше лет, я не такая красивая, как Аннабель. Но я влюбилась бы вас не задумываясь, Бишоп. Простите, мне уже лучше, можно ехать! — вытираю слёзы, и это я тоже сказала по-русски, теперь это наш с Ричардом секрет. Он несколько секунд стоял у края дороги и смотрел в ту сторону, где море, я ощутила, его смятение, такое же и у меня.

Делаю шаг в сторону кареты, и сама забираюсь в неё по откинутым ступеням. Бишоп мрачнее тучи также сел в карету, и остаток дороги мы молчали.