– Ты приготовил растения для посадки? – осведомился священник. Белоснежный римский воротник оттенял его густые черные волосы. Волевой подбородок, аристократический прямой нос и карие глаза с тяжелыми веками придавали ему вид сонного Ромео, тогда как вы ожидали встретить честный взгляд мудрого слуги Господа.

– Да, отец. – Чиро склонил голову, чтобы выразить священнику почтение, как его научили монахини.

– Я хочу, чтобы дорожку обсадили нарциссами.

– Учту ваше пожелание, падре, – улыбнулся Чиро. – Я позабочусь обо всем. – Он поднял со стола валик. – Я могу идти, дон Грегорио?

– Ступай, – ответил священник.

Чиро толкнул дверь.

– Я бы хотел хоть иногда видеть тебя на мессе, – произнес дон Грегорио.

– Падре, вы же знаете, как бывает. Если я не подою корову, не будет сливок. Если не соберу яйца, сестры не испекут хлеб. А если они не испекут хлеб, нам нечего будет есть.

Дон Грегорио улыбнулся:

– И все-таки можно найти время посетить службу.

– Это верно, падре.

– Так я увижу тебя на мессе?

– Я много времени провожу в церкви – подметаю, мою окна. Думаю, если Господь ищет меня, он знает, где меня найти.

– А моя работа в том, чтобы научить тебя искать Его, а не наоборот.

– Понимаю. У вас своя работа, у меня своя.

Чиро закинул пустой деревянный валик на плечо, как ружье, прихватил узел с покровами для стирки и вышел. Дон Грегорио слышал, как Чиро свистит, уходя по дорожке, которая вскоре будет обсажена желтыми цветами.

Чиро открыл дверь комнаты, которую они с Эдуардо делили в домике садовника. Сначала братья жили в главном здании монастыря, на первом этаже. Келья была тесной и шумной. Постоянное шарканье монахинь, направлявшихся из монастыря в церковь, не давало мальчикам спать, а порывы зимнего ветра – входная дверь то и дело открывалась – врывались ледяными сквозняками. И Чиро с Эдуардо были счастливы, когда монахини переселили их в садовый домик, в большую, хорошо освещенную комнату. Сестра Тереза и сестра Анна-Изабель постарались сделать комнату уютной: освободили захламленное помещение от старых цветочных горшков, корзин для обрезков и старомодных садовых инструментов, развешенных по стенам, точно украшения. Монахини перенесли в домик две крепкие кровати, шерстяные одеяла и подушки – плоские, как облатки для причастия. В комнате появились также стол и масляная лампа, керамический кувшин и таз на подставке рядом со столом. У мальчиков было самое необходимое, но и только.

Чиро рухнул на свою койку, Эдуардо занимался за столом.

– Я подготовил камины, все до одного.

– Спасибо. – Эдуардо не отрывал глаз от книги.

– И видел сестру Анну-Изабель в одной юбке. – Чиро перекатился на бок и отстегнул кольцо с ключами от пояса.

– Я надеюсь, ты отвел глаза.

– Пришлось. Я должен хранить верность.

– Богу?

– Проклятье, нет. Я же влюблен в сестру Терезу, – поддразнил брата Чиро.

– Ты влюблен в ее равиоли с каштанами.

– И в них тоже. Женщина, которая может примирить меня с тем, что мы всю зиму едим каштаны, для меня самая прекрасная.

– Это все приправы. Много шалфея и корицы.

– Откуда ты знаешь?

– Видел, как она готовит.

– Если когда-нибудь оторвешь голову от книги, сможешь заполучить какую-нибудь девчонку.

– Тебя только две вещи интересуют: девушки и когда обед, – улыбнулся Эдуардо.

– И в чем проблема?

– Чиро, у тебя светлая голова.

– Я ею пользуюсь.

– А можешь пользоваться больше.

– Лучше выезжать на своей наружности, как дон Грегорио.

– У него не только внешность. Он образованный человек. Принявший сан. Ты должен уважать его.

– А тебе не следует его бояться.

– Я не боюсь его. Я его почитаю.

– Тьфу. Святая Римская церковь меня не интересует. – Чиро скинул ботинки. – Свечи, колокола, мужчины в платьях. Ты видел в колоннаде Кончетту Матроччи?