– По рукам.

Водяной поднялся.

– Жду девицу через неделю – хватит же, чтобы туда и обратно доехать? А если опоздаешь хоть на час, я вас обоих заберу. С потрохами.

И он перешагнул через борт, окатив Микулу тучей брызг. Тот инстинктивно зажмурился, а когда открыл глаза, водяной уже исчез. Лишь нитка жемчуга лежала на дне лодки.

По лестнице прокатился ворох из юбок, рукавов и лент, и в гостиную с хохотом вывалились три растрепанные девицы. Две еще продолжали смеяться, когда третья резко остановилась и ткнула локотками сестер под дых. Те, закашлявшись, набросились на нее, но тут же замерли.

За ними, поджав губы и скрестив руки на груди, наблюдала невысокая женщина. Убедившись, что на нее обратили внимание, она медленно покачала головой:

– Так совершенно не пойдет. Где это видано… – тут женщина медленно двинулась вперед, обходя девиц по широкому кругу. – Где это видано, чтобы девушки на выданье, из уважаемой семьи, вели себя, как трактирные девки? Извольте объясниться перед матерью.

– Но маменька! – начала одна, подбоченившись и приготовившись спорить.

– Ох, маменька… – уставилась в пол вторая, явно пристыженная.

– Ой, маменька! – затараторила третья, выступив было вперед.

Женщина взмахнула рукой, мигом заставляя их замолчать.

– О Отец, у меня от вас голова раскалывается. – Она коснулась пальцами виска. – Нет бы взять пример с Лизаветы – вот же воспитанная, вежливая, спокойная девочка! А вы?! Обормотихи!

Только сейчас девицы заметили, что в холле они с матерью не одни. У стены, изо всех сил пытаясь слиться с ней, мялась еще одна девушка.

– Ой, Лизонька! – младшая сестра-тараторка шагнула ей навстречу.

Та смущенно улыбнулась, наматывая на палец белесую прядку.

– Вот, посмотрите! Никаких криков, грохота, топота! – загородила ее мать бойкой троицы. – Одно достоинство! Не удивлюсь, если отец выдаст ее замуж в следующем же сезоне! А с вами я точно намучаюсь…

Женщина сокрушенно вздохнула, и дочери тут же кинулись к ней, начали наперебой успокаивать и разубеждать. Лизавета вперила взгляд в пол, но изредка поглядывала на шумное семейство, кротко улыбаясь. Про себя она гадала, понимает ли господарыня Соловьева, что голосистостью и несговорчивым характером девушки пошли в нее.

– Так бы и наказала вас! – грозилась мать Александры, Наденьки и Маши с невероятной любовью и нежностью. – Вот взяла бы и никуда не отпустила! Но раз уж Лизавета пришла, не будем ее почем зря выпроваживать. Идите, так уж и быть.

Она махнула рукой, но стоило девицам радостно запрыгать, замерла и нахмурилась. И снова средней, Наденьке, пришлось осаживать сестер.

– Только попробуйте меня опозорить – под замок посажу! – когда девушки наконец замолчали, подняла палец Соловьева. – Ведите себя, как подобает купеческим, а не крестьянским дочкам! А ты, Лизаветонька, уж присмотри за ними.

Последняя в ответ еле выдавила что-то, слишком смущенная тем, что ее ставят выше подруг. Те же не обратили внимания – сорвались с места, подхватили Лизавету под руки и едва ли не утащили из дома. Она, впрочем, не отставала: сделав пару шагов, сама подхватила юбки и бросилась за подругами вниз по улице, все быстрей и быстрей.

Мимо так и замелькали дома – сплошь двухэтажные, светлые, все как один с изящными балкончиками, прямоугольными окнами и украшенными лепниной пилястрами. Сестры Соловьевы жили в богатой части города, облюбованной семьями преуспевающих купцов первой и второй гильдий, где каждое здание было сродни произведению искусства. В прошлом Лизавета заглядывалась на них, но чем дольше была знакома с девушками, тем больше привыкала – теперь и вовсе не смотрела по сторонам, поспешая за ними.