– Угу, теперь долго будете только одним глазком глядеть. Пока ожог и шишка не сойдут.

Ой, что-то мне подсказывает, что я тут опять каким-то боком виноватая окажусь, и винить во всём меня будут. Может, стоит пойти прогуляться? Или ещё постоять послушать?

– Дражек, миланькой, беда, а не девка ж это! Убить меня хотела, как есть убить! А я ж только поглядеть, я ж ничего такого!

– Вот уроком вам будет! Вы за банькой своей следите, а не на девок заглядывайтесь!

– Та я ж чуток. Ну отродясь в моей бане не было их.

Как же отродясь? А чаровница? Или не положено им в бане мыться, может, обряды какие? Или банник, а я так поняла, что это был именно он, её в расчёт не берёт? Конечно, за заклинательницей подглядывать себе дороже.

Из дома послышался шум отодвигаемых стульев, и я поспешила отойти подальше от дверей. Пожалуй, погуляю пока по саду, авось Драгомила куда-нибудь уйдет.

В саду росли яблони, видимо те самые, с молодильными яблоками. Вообще, кажется, у чаровницы какие-то особенные отношения с яблонями – и в саду они растут, и возле бани. Побродив вокруг деревьев, я заскучала. Может, обойти все владения заклинательницы, посмотреть, что тут ещё есть? Правда, боязно как-то. У неё тут куда ни шагни, везде духи – домовик, банник… А ведь Малюта мне говорил, только я забыла, оттого и перепугалась так в бане.

Пока размышляла, ноги сами привели меня к небольшой постройке поодаль от дома. Оглянувшись и убедившись, что Драгомилы рядом нет, я открыла дверь и вошла внутрь. Помещение было небольшим, здесь стоял только большой стол, буфет, широкая лавка, пара стульев и печка.

– Летняя кухня, – неожиданно за мной раздался голос.

Несмотря на то что я узнала голос рыжего, всё равно подпрыгнула от неожиданности.

– Нельзя же так подкрадываться!

– Скажи спасибо, что это я, а не хозяин. И что он утром убрал отсюда все свои склянки, отвары и всё прочее, над чем работал последнее время, – Малюта уселся на буфет и начал раскачивать ногой, – Обычно хозяин использует эту кухню для работы.

– Ммм, – многозначительно промычала, усаживаясь на лавку.

– Ты чего тут разнюхивала?

– Ничего я не разнюхивала, ты сам сказал хозяину на глаза лишний раз не попадаться, вот я в дом и не пошла. К тому же он опять злой, кажется.

– А-а-а, слышала, как он банника распинал? – ухмыльнулся малой, а потом, посерьёзнев, спросил, – Жель, а банника ты избила за то, что подглядывал, да? Подглядывание – это, конечно, нехорошо, но ты же понимаешь, что вход в нашу баню тебе закрыт? Дед Тимофей тебя на порог теперь не пустит, он, может, и не злобливый, но обидчивый до ужаса.

Я открыла было рот, чтоб возмутиться, но передумала. Нет, ну почему у меня всегда так получается? Вроде и не сделала ничего, а уже кругом виноватая! И ведь всегда так со мной, сколько себя помню! Иногда мне даже кажется, что вся эта история с уплатой долга, спасением моего брата и всем остальным была тщательно спланирована дядей, чтобы от меня избавиться. Нет, дядя и братья меня любили, в этом я ни капельки не сомневалась, но ведь я всегда попадала в какие-то дурацкие передряги.

– Малют… Не избивала я его. Поскользнулась и ковш сам отлетел в сторону. С кипятком вместе. Я даже не знала, что не одна. И так перепугалась, когда крик за спиной услышала… – тихо выдавила из себя.

Рыжий скорчил недоверчивую мордочку, но кивнул.

– Ладно, Жель, пойдём в дом. Хозяин ушёл.

Я так и не придумала, что мне делать. Ведь то, что Драгомила разрешила мне одну ночь поспать в её доме, выдала одежду и растопила баню, не значит, что она мне здесь рада и готова терпеть. Опять же, я не знаю, что мне здесь делать. Весь вчерашний запал куда-то пропал. Тогда я была уверена, что господин Драгош не откажется от меня, что примет, если не как жену, то как помощницу. Жену… Ну да, я никогда особо в это не верила, приданого у меня нет, да и вообще я… «худа, бледна, мабуть, помрет скоро», как говорила старая дядькина мать, баба Прося. Мне вообще кажется, что баба Прося была бы рада, если б так и случилось, и я в скором времени померла. Страсть как меня она не любила. То ли потому что я всегда звала её бабой Просей вместо того, чтобы называть её, как она настаивала, Апраксеей Андрагостовной. Это ж язык сломать можно! Правда, не любила она меня ещё и за тот случай, когда я вёсен в десять, по её же настоянию, осталась ночевать в её доме, чтобы утром подоить коров. Мне в ту ночь не спалось ужасно, вот я и решила побродить по двору, несмотря на моросящий дождь. Заглянула в амбар, полазила по ларям, расчихалась, измазалась в муке и решила пойти обратно. Углядела прислонённую к стене амбара косу. Видно, братья днём, когда помогали бабе Просе расчищать задний двор от травы, так и не убрали инструмент на место. Решила отнести косу в сарай, чтоб она не мокла под дождем и не ржавела. В общем, шла я к сараю, который по другую сторону от дома, косу на плечо закинув, радовалась тому, что дождик кончился, даже луна чуть-чуть показалась, только ещё временами где-то вдалеке гремел гром. И вот надо было именно в этот момент бабе Просе открыть дверь и выглянуть наружу. Я повернулась на скрип двери, в этот момент опять громыхнуло и сверкнула молния. Баба Прося заорала так, что перебудила всех ближайших соседей. Я даже не сразу поняла, что это она не из-за грозы так перепугалась, а из-за того, что я бледная, с лицом в муке, стояла напротив дверей с косой в руках, да вкупе со сверкающими молниями. В общем, баба Прося решила, что смерть с косой за ней пришла. Почему бы к ней смерть пришла в виде маленькой щупленькой девочки, непонятно. Странная она. Но с тех пор на порог дома своего она меня не пускала, да и дяде вечно плешь проедала, что дескать, я – зло во плоти и зря он меня приютил.