В корзине кто-то шевелится, фыркает, копошится.

– Език, език, език, – пританцовывает Алька и пытается заглянуть под платок.

– Тише ты, – по-взрослому строго останавливает ее Ромка.

– Откуда? – взглядом спрашивает Ася у свекрови.

– Утром в малине нашла, – отвечает она и обращается к внукам. – В овраг пустите.

– Аби, – канючит Ромка, – давай оставим.

– Не. Ему деток надо растить. Погибнут без него.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво прищуривает левый глаз Ромка.

– Так его жена приходила, за мужа просила.

– Аби, врешь?

– Вру, – без тени улыбки соглашается она.

Ася копала грядку под морковь, дети ползали за ежиком, свекровь через забор разговаривала с дедом Василием. Процесс передачи новостей уже начался.

Ася копала с каким-то облегчением. Порадовалась, что удержалась от рассказа о сне. По пророчеству Сагадат апы именно сегодня приснится мать и скажет что-то важное. Глупость, конечно, ожидать чего-то сверхъестественного, но чуда хотелось. О чем это она? Сегодня только одно желание – получить КамАЗ и поменять его на квартиру.

А что, если не получится?

Нет. Об этом думать не хотелось.

Прихрамывая на больную ногу в огороде появился дед Василий.

– Про Сагадат апу правда?

– Да!

– Я не поверил, – честно признался он. – Я думал, она будет жить вечно.

Зачем он это ей говорит?

– Мы с ней на танцы бегали, женихались. Она моей мамке не понравилась. Зачем, говорит, мне невестка такая. Малявка, без году неделя, как школу закончила, а языком так и молотит! Ни тебе уважения, ни тебе стыда! А я как раз за это ее и любил: за правду в глаза, открытость и честность. Зачем мне тихоня? Они как протухшие яйца: снаружи чисто и гладко, а изнутри – нос заткни.

Дед выглядел абсолютно раздавленным, Ася сомневалась, сумеет ли он вернуться в свой домик. Но свекровь подобрала его за руку и потащила обратно.

Пока свекровь провожала соседа, Ася практически докопала грядку.

– Брось, – велела свекровь.

– Немного осталось.

– Ромка, Алька, – позвала свекровь так, чтобы было слышно во всем дачном поселке.

Дети появились, но ежесекундно норовили сбежать к ежику. Выдержали минут пять.

– Езику езику… – Алька складывала в тарелку хлеб, картошку, огурцы.

– Сама ешь, – делала строгий голос свекровь и одергивала гарцующего рядом Ромку. – Сядь нормально, подавишься.

Ромка хватал яйцо, целиком пихал в рот, запивал чаем.

– Уф! – сердито пыхтела свекровь.

У нее был властный и суровый характер, но все равно никто ее не боялся. Потому что ругалась она как-то неумело, путалась в словах, переходила на визг и широко шлепала руками по своим тыквенным бокам – выглядело это все не страшно и смешно. Обычно, когда она начинала кричать, Руслан улыбался, обнимал ее за плечи, тискал, мял, разминал, как подушку перед сном. Свекровь от такого натиска терялась и, признавая поражение, обреченно махала рукой. Ася относилась к свекрови по-доброму, любила ее и желала одного – чтобы она не вмешивалась в их семейную жизнь и не болела.

– Вы куда? – ухватила Ася Ромку, когда он с набитым ртом собрался улизнуть из домика.

– У-б-р… – чуть не подавился Ромка.

– Език, – помогла брату Алька.

– Я за вами. Собирайтесь домой.

– Нехосю… – захныкала Алька.

– Да ладно. Пусть остаются, – вступилась за внуков бабушка. – В Челнах дышать нечем. Дым даже здесь.

Довод серьезный.

– У тебя и работы, наверное, много?

К сожалению, работы было невпроворот. После поминок в однокомнатной квартире родителей осталась немытая посуда, груда грязного белья. Обещала отцу вернуться на следующее утро, но отсутствовала уже два дня. Отцу восемьдесят шесть, и он абсолютно не приспособлен к жизни. Бесы усталости кружили над Асей и нашептывали шутку – было бы вежливо со стороны отца уйти первым, так как он был старше матери на шесть лет. Ася ужаснулась своей мысли, пошла к детям.