«К черту ремонт, – мысленно повторила я, – к черту камин! К черту дорогую машину!»
Полина! Ее тоже к черту?
Но она же друг! Отличный, настоящий друг, каких поискать.
А Бармалей? Он останется или нет?
– Кто ты? – спросила я шепотом. – Или что?.. Ты уйдешь, все исчезнет?
– Тебя это не должно волновать, – Эрик говорил спокойно и ласково, – ты высказала желание. Теперь я его исполню…
– Но…
Эрик собирался сказать что-то еще, но его прервал грохот. Бармалей вскочил на каминную полку и зацепил злосчастную маску.
Мама расстроится!.. О чем я, мама никогда этого не лепила!
– Ты хотела отца, – донеслось до меня, – хорошо. У тебя будет отец.
Осколки разлетелись по комнате. Прямо мне под ноги упал кусок красной ухмылки.
И все кончилось.
– Бармалей, – грустно сказала мама, – ты негодяй.
– Как назвали, – отозвался папа. – Надо было Ангелом называть.
Мы с ним принялись собирать осколки. Из соседней комнаты раздался возмущенный вопль – грохот разбудил сестренку. Мама рванула ее укачивать и укармливать.
– Кстати, – меланхолично спросил папа, – ты почему не в школе?
– Плохо себя чувствовала.
– Угу. А если честно?
– Если честно, просто устала… Пап, ты маме только не говори! Честное слово, я так часто делать не буду.
– Если бы сказала «больше не буду», не поверил бы! – рассмеялся он. – Ладно уж. Только правда, чтоб в привычку не вошло…
– Да у нас сегодня ничего серьезного. И математичка болеет.
Вошла мама, держа на руках сестричку. Малышка таращилась на нас голубыми, как незабудки, глазищами, и я в который раз позавидовала ей, что она удалась в папу. Хотя волосы мне больше нравились мои, рыжеватые, как у мамы. Отец-то у нас белобрысый, словно перекисью покрашенный. При этом смуглый, а ресницы – словно инеем покрыты.
На телефон упала эсэмэска от Полины: «Болеешь или прогуливаешь?» И смайлик.
«И то и другое», – набрала я.
«Зайти-то к тебе можно?»
– Пап! Мам! Ко мне Полина хочет зайти! – закричала я.
Мама поморщилась:
– Тихо, сейчас мелкая опять митинговать начнет. Гостей принимать ты здоровая, а в школу – никак?
– Это уж как водится! – рассмеялся отец.
Возражать они, разумеется, не стали, но взяли с меня обещание, что уроки мы тоже делать будем.
Сделаем, а как же. Если успеем – в очередной истории, которую мы сочиняем, героиня попала в плен, надо выручать. А Полина говорила, что уже нарисовала еще одну картинку. И вообще, будет нам чем заняться.
А на Казюкас[3] Ясеневы из Риги приехать обещали, Лена говорила, ее папа хочет серию фотографий сделать. Вот тогда уж повеселимся…
Сценарист
Когда-то давным-давно, лет в пять, а то и раньше, Даша думала, что кино снимают очень просто: пристраиваются за кем-нибудь с камерой. Было чертовски обидно – у других в жизни случалось что угодно, хоть полет на драконе, хоть путешествие на парусном корабле, а у нее только дом да детский сад.
Вечерами Даша выбиралась из кровати и подглядывала сквозь щелястые дверные доски в гостиную. Экран отсюда был виден хорошо, но актеры только раскрывали рты и ничего не говорили – мама верила, что Даша спит, боялась ее разбудить и смотрела кино в наушниках. Никаких приключений там не было – просто взрослые разговоры, беготня и иногда драки, но маме нравилось. Даже про больницу как-то смотрела и хохотала – Даша и подсматривать-то не стала. Она боялась уколов.
Из-за этой больницы она себя и выдала – увидела камеру под потолком поликлиники и простодушно спросила: а что, их с мамой тоже в кино покажут? И то, как она сопротивлялась, когда кровь из пальца брали, увидят все?
Мама сначала не поняла, потом расхохоталась и объяснила, что все не так, кино снимают специально и там был не настоящий врач, а просто актер, как и в театре.