Отсюда ясно слышался громкий низкий голос. Грегор Лерой, нет сомнений, – директор Института; лет около пятидесяти пяти, среднего роста, брюнет, с усами и бородой.

– Началось уже… – выругался Рэдмонд.

Лерой традиционно открывал собрания Института. Они проводились четырежды в году, и на них присутствовали все без исключения сотрудники. Значимее были только межинститутские собрания, по два в год, но в них участвовали только администрации всех Институтов и составы профессоров.

– Давай аккуратно, – шепнул Тэликси.

– Да знаю, – буркнул Рэд.

Только кожаные двери помогли коллегам бесшумно войти в зал. И все же, когда они пробирались к первым приглянувшимся пустым креслам, их услышали. Здесь произошли некоторые столкновения взглядов, только и всего. Затем Рэд и Тэл аккуратно сели – и чуть не замерли. Тэл лишь аккуратно достал свой блокнот с ручкой, Рэд – специальный планшет и электронный карандаш.

В зале царила сдержанная яркость. Она обеспечивала максимальный комфорт, потому как, с одной стороны, было очень уютно, а, с другой, данный тип освещения не мешал делать записи. Для большего удобства кресла были скреплены с дощечками, на которые обычно клали всякие гаджеты, тетради, блокноты и тому подобное.

Много писать не приходилось – разве что отмечались интересные идеи. И вообще, собрание представляло собой скорее череду отчетов (которые в устной форме предъявляли выступавшие на сцене) да отдельные монологические выступления наподобие того, что сейчас давал директор Института.

В этих выступлениях новые идеи и озвучивались. Впрочем, открывая очередное собрание, Лерой с этим пока не спешил:

– …и так как это первое собрание после принятия данной идеи, да и вообще первое собрание в этом году, то я хочу услышать сегодня в отчетах, как обстоят дела. Дозвольте я вам подскажу! – напутствовал он своим басом. – Мы тут зачастую произносим наше любимое слово – «универсалия», – потому как мы в принципе любим работать с универсалиями, – отметил Лерой с улыбкой. – Вспомните прошлогодние собрания и январское: культура, счастье, искусство, мораль… Вспомните наши размышления о неоморали! Все это – универсалии. Очевидно! Так вот, машина, – произнес он твердо, – это тоже универсалия. Типичная универсалия! И я предлагаю выступающим расширить свои представления о машинах!

Тэликси заулыбался – директор говорил ровно то же, о чем он толковал в столовой с Рэдом. Он был явно горд этим.

После директора на сцену вышла его заместитель, Роланда Фойи – высокая женщина сорока лет, со светлыми волосами, звонким голосом и мудрым решением в одежде. Это решение заключает в себе одновременно стиль и строгость. И то же относится к ее высказываниям.

Мнения о ней разнятся даже меж Рэдмондом и Тэликси.

– …вот я опять хочу вернуться к принятой идее, – решила она в середине монолога. – Конечно, она нова. Но, если мы ее приложим к какой-либо другой универсалии, выяснится, что она совсем не нова. Допустим, это будет искусство! – звонко, с возбуждением воскликнула Фойи. – Лично я давно убедилась, что в искусстве успеха добиваются два типа людей: таланты и красавчики. Рассмотрим истинных людей искусства – таланты. Кто они? Театральный актер, который проводит по две репетиции в день неделями и который повторяет один и тот же текст с утра до вечера, днем и ночью, шлифуя все свои слова, эмоции и движения, – это ведь похоже на машину? – обратилась Фойи к публике. – А рука художника, делающая взмахи кистью так, словно они доведены до почти абсолютного автоматизма, – не рука ли это машины?! Или пианист, играющий с закрытыми глазами в быстром темпе, – как