Детали Дэни брал где угодно – прогулки по Оле-Вивату очень помогали ему. Он был внимателен ко всему, что находил странного и диковинного в своем новом городе, – и все это условно складывал в «копилку» к своему будущему изобретению. Забавно, что его отнюдь не напрягала мысль, которая однажды пришла к нему, – как он вообще собирается «делать» свою машину, если он не изобретатель. Его по-прежнему волновали причины, побудившие его реализовать эту странную идею, – и они же совпадали с целью самой машины.

Иногда по вечерам Дэни, однако, исправлял эту тенденцию, – когда все ближайшее окружение уже давно отправлялось домой, он спрашивал себя, как будет выглядеть и работать его изобретение. И всерьез задумывался.

«Внешний вид не так важен. Допустим, получится уродливо, но зато сработает! А так – что? – пусть это будет параллелепипед, вылепленный из металла. Металла я много видел во дворах! Я уж смогу его как-нибудь пристроить», – и Дэни представил себе, что его машина может выглядеть как маленькое помещение. У него будет дверь, будет крыша, будет пространство внутри на одного человека. Необязательно даже, чтоб все было в металле, – хватит и синих стекол, которыми покрыт Институт. С другой стороны, в изобретении машины вовсе необязательно уподобляться стилю, который приветствуется в Оле-Вивате. Дэни своими глазами успел уже увидеть множественные несоответствия со стилем, отторжения от красоты и четкости. «Каков вообще критерий этого стиля и этой красоты? Я могу смешать все яркие краски, но получится от этого расцветка самая тусклая», – думал он.

А как же будет работать машина? На этот вопрос он пока не мог ответить. Он склонялся к тому, что действовать будет некий источник энергии, ослепительная вспышка; она перенесет его, например, в то состояние, когда он сможет ответить, чем же так привлекателен для него Оле-Виват и почему некоторые вещи в нем кажутся ему знакомыми. Именно что ему хотелось, чтобы эта машина была универсальна, – глупо ведь создавать столь трудное изобретение только для себя, для своих ограниченных целей. Он не сомневался в ограниченности своего «открытия», в том, что когда он сможет разгадать для себя Оле-Виват, – и город, и машина станут ему неинтересны. Так, значит, надо создать машину для всех, – и чтобы каждый мог при необходимости ей воспользоваться.

Проблема в том, что Дэни до сих пор еще не понял, что это за состояние, в котором он сейчас находится. Что-то очень подбадривает, поддерживает его, – а он не знает, что это. И не знает, что должно случиться, чтобы он разгадал это явление.

«Интересно, а другим оно тоже свойственно?»

Дэни отказался и от солнца – пошли совсем уж весенние дни середины мая, а он проводил их в кабинете.

По крайней мере, на бумаге машина была как будто готова: все составляющие Дэни четко прописал, ну а с мотивами он уже давно определился. Он связал воедино свои личные интересы, определенные его нынешним состоянием, с вопросом, который поставлен на кон его стажировки: является ли человек машиной? Несомненно, Дэни мог гордиться собой уже хотя бы потому, что выдвинул на стажировку вопрос, охвативший сейчас весь Институт. И ведь никто пока не смог на него ответить! Дэни, работая с Рэдмондом и Тэлом, хорошо это знал – он много разговаривал со своими начальниками, которые делились с ним информацией об общем продвижении идеи.

Возможно, как думал он иногда, и стоило выбрать идею полегче, а цель поставить менее амбициозную, – но ведь он не знал ранее, что его потянет к практике. Кто мог предположить, что ему захочется изобрести машину?! Впрочем… Дэни пока не спешил радоваться тому, как обстоят дела именно с практикой. Он, конечно, не сосчитал, какой это уже по счету кропотливый вечер с деталями наедине, но пока продолжал усиленно думать, как же все расположить и связать.