Все четыре лодки отошли от берега одновременно и гуськом потянулись вверх по течению. Вначале было навалились гребцы на весла, но Богусловский попридержал их пыл:
– Пусть десант ввяжется в бой. Не спешите.
Чуть-чуть укоротили гребок пограничники, но прошла минута-другая, и вновь с предельной силой лопатили воду весла. Богусловский и сам готов был как можно скорее броситься на помощь сражавшимся пограничникам, но он был командир и действовать сломя голову не имел права. Не только о том, чтобы поразить врага, думал Богусловский, но и о том еще, чтобы поражение это надолго утихомирило провокаторов. И не любой ценой, а малой кровью победить. Потому он, вопреки настроению подчиненных, понимая, что они подневольно выполнят приказ, повторил его сердито:
– Не спешите! Я же сказал!
Плавный изгиб реки – и вот он, остров. Последняя лодка десанта нырнула в кустистый заливчик. Метров триста бежать пограничникам для охвата подковой японо-маньчжуров. Можно бы и навалиться на весла, в самый раз будет, да только берег, что за протокой, молчит. И тут «дегтярь» заработал. А следом – трескучий залп.
– Давай, ребята! – возбужденно скомандовал Богусловский. – Давай!
Вздулись бугристо спины гребцов, гнутся крепкие весла, воронками лихими крутится за веслами вода, тяжелый нос лодки настырно пашет встречные струи. Все стремительней и стремительней бег лодок. Вот и остров позади. Еще немного, еще… Крутой разворот, и теперь не цугом, а в шеренгу выстроилась четверка, пулеметчики ленты и диски поправляют, дыхание успокаивают, готовые нажать гашетки и спусковые крючки, едва лишь покажутся катера. Остальные пограничники винтовки мостят на вещевые мешки, чтобы с упора бить, без промаха. На веслах всего по одному человеку. Удерживают лодки носом к врагу.
Течение быстро вносило лодки в протоку, вот они уже на уровне мыса, за которым стояли, уткнувшись носом в берег, японские катера. Миг на оценку обстановки, миг на выбор цели, и Богусловский – он сам приладился за «максимом» – нажал на гашетку.
Один за другим завалились на палубу японские пулеметчики с переднего катера, стрелявшие по берегу. С фронта их защищал бронированный щит, и они были неуязвимы; сами же вели прицельный огонь, а с фланга – целься только верно да нажимай на гашетку плавно.
Носовой пулемет дальнего катера развернулся, загородившись от лодок щитами, и заплескались веером пули по протоке, защелкали о борта; второй, со среднего катера, тоже повернул ствол на плывущие лодки и тоже заструился дымком, разбрасываясь пулями, но поперхнулся тут же и замолчал, а следом смолк и тот, с дальнего катера, – прикончили пулеметчиков меткими винтовочными выстрелами пограничники с берега, перед которыми, повернув пулеметы к лодкам, японцы оказались незащищенными.
Не ждали японцы такой атаки на катера – кроме пулеметчиков, мотористов и командиров, никого не оставили на них. Мотористы, естественно, даже не поняли, что произошло на палубе, а все три командира, пытавшиеся выскочить из рубок к пулеметам, повалились на палубы, не сделав и нескольких шагов.
– На весла! Живей! – крикнул Богусловский. – К катерам!
Маневр своевременный, ибо тревожно-громкий крик японского офицера будто магнитом выхватил из густой цепи, наседавшей на пограничников, добрую ее часть, и она понеслась к катерам, устрашающе крича и стреляя. Пули неприцельные, шальные, оттого не такие вредные, и не ради того, чтобы спрятаться от них, приказал взяться за весла своим бойцам Богусловский – нужно было во что бы то ни стало оказаться на катерах раньше этой стремительно несущейся и истошно орущей толпы. Иначе – все, иначе – смерть.