Нет, все-таки понедельник. Сегодня понедельник. Вчера приходили дочки со своими семьями, они ужинали вместе. Значит, вчера было воскресенье. А сегодня – понедельник. Она остановилась и вздохнула с облегчением. Маленькая, но победа. Сегодня понедельник.
И вдруг полились слезы. Он присела на край дивана, обитого тканью с мотивом в стиле Йозефа Франка[1]. Они с Германом вместе выбирали… вернее, она выбирала, а он одобрительно хмыкал, чтобы доставить ей удовольствие. Если бы она предпочла оранжевую обивку с зелеными пятнышками, он бы тоже хмыкал, так же одобрительно. Герман, да… А где он, собственно? Она беспокойно провела пальцем по цветочному орнаменту дивана. Она же знала, где он. Бритта легко вызвала в воображении его шевелящиеся губы – он ясно и определенно сказал, куда идет. Даже повторил несколько раз: я иду… а куда? Та же самая история… все ускользает, факты играют с ней в прятки, словно издеваются.
Она судорожно вцепилась в подлокотник. Я должна вспомнить, надо только сосредоточиться. Внезапно ее охватила паника – где Герман? Он ведь не говорил, что ушел надолго. А вдруг он уехал? А вдруг он вообще ее бросил? Что же он говорил… Боже мой, только бы вспомнить, что он говорил. Эти шевелящиеся губы… Надо проверить, на месте ли его вещи. Бритта резко вскочила с дивана. Ей почему-то не хватало воздуха. Страх, страх… что же он сказал?
Бритта заглянула в гардероб и немного успокоилась – все пиджаки, свитера, сорочки оказались на месте. Но она по-прежнему не знала, где муж. Не могла вспомнить, что он сказал, уходя.
Она легла на кровать, поджала ноги, обхватила их руками и горько заплакала. Ее мозг тает. Секунда за секундой, минута за минутой. Кто-то безжалостно стирает жесткий диск ее памяти – и она ничего не может с этим поделать. Она совершенно беспомощна.
– Вот и вы! Погуляли, как я погляжу, на славу, долго вас не было!
Эрика подхватила дочку, и та чмокнула ее в щеку, правда промахнулась – поцелуй повис в воздухе.
– На славу… а почему ты не работаешь?
Эрика вздохнула.
– Это всегда так… Начать очень трудно. Сижу смотрю на дисплей и жую ириски. Если так будет продолжаться, к последней главе буду весить не меньше центнера. – Она помогла Патрику раздеть Майю. – Знаешь, я не удержалась. Начала читать мамины дневники.
– Интересно? – Патрик был рад, что не последовала просьба описать долгую прогулку в деталях.
– Как тебе сказать… В основном бытовые подробности. Я прочла всего несколько страниц. Почему-то не хочется читать все подряд… Может, чаю выпьем?
– Еще бы! – Патрик повесил одежду на вешалку и последовал за Эрикой в кухню.
Майя сразу потопала к ящику с игрушками. Через несколько минут Эрика поставила на стол дымящиеся кружки с чаем. Они уселись друг напротив друга.
– Ну давай… рассказывай. – Эрика пристально уставилась на Патрика.
Слишком хорошо она его знала – взгляд исподлобья, пальцы, выбивающие дробь на столе… Что-то он явно не хотел или не решался ей поведать.
– Что рассказывать? – спросил Патрик с вполне достойно, как ему показалось, разыгранным недоумением.
– Знаешь, голубой глаз не поможет. Что ты скрываешь? – Она отхлебнула глоток чая. Ей почему-то смешно было смотреть, как он изворачивается.
– >Ну…
– Что – ну? – Эрика мысленно устыдилась, что испытывает некое садистское удовольствие, глядя на его смущение.
– Кое-что случилось, пока мы гуляли…
– Что-то я не заметила… Одежда чистая, руки-ноги целы… Что же такое случилось?
Патрик отпил чаю и взял печенье, чтобы выиграть время на подготовку презентации.
– Ну… мы шли к мельнице Лерстена и встретили моих коллег…