Замечаю, как крестник опускает при мне голову и рассматривает дырявые сапоги, будто они нечто привлекательное в данную минуту.

Хочется сделать тоже самое, но беру эмоции в твердый кулак. Если я добровольно впихнул невпихуемое в свою жизнь, пора становиться примером для подражания. Ну, или хотя бы, быть ответственным за того, кого… окрестил.

– В центр, так в центр, – подмигиваю опешившему Ярику.

Он расплывается в милой усмешке и хватает меня за руку. Миллионы разрядов проносятся по коже в тот же миг. Впиваются в нее невидимыми иголками, только лишь потому, что в моей огромной лапище нечто ценное. Маленькая и хрупкая ладошка. Сожми я ее, и точно раздавлю… Но, в то же время, такой странный тактильный контакт дарит по настоящему летнее тепло в холодную январскую зиму. Тянется жаром по венам и забирается глубоко в душу.

Мелкий мне доверяет сейчас. Принимает. Соглашается. Даже не спорит, как делал раньше до хрипа. При отце. Видимо, сомневается. Боится, что снова потеряет дорого человека и окажется в заднице мира. Понимаю его, поэтому аккуратно сжимаю ладонь, а затем беру на руки. Он не мелкий – здоровяк такой, что скоро меня по росту переплюнет, но все же. Жмется ко мне, цепляется за одежду кулачками. Ищет поддержки, хочет удостовериться, что я не мираж в его больном воображении.

Без слов, открываю заднюю дверь и радуюсь, что однажды Андрюха вынудил меня купить автокресло. Бывало, мне приходилось забирать Ярика со школы, а без кресла друг мне сына не доверял усаживать в авто.

Малой поморщился и выдал мою самую любимую фразу из его уст:

– Фу, опять это ясельное кресло! Я же взрослый!

Улыбка мигом приклеилась к лицу, а сердце радостно забилось. Запустилось со скрипом, ведь давным-давно заржавело.

– Не фу, а уселся и пристегнулся! – гаркаю на него, но просто иначе пацаненка не усадить.

А Ярик ворчит на меня, кроет детским наивными словечками, из-за которых моя рожа скоро треснет от улыбки. Пусть так, но хотя бы не уходит молчаливо в себя. Таким я его и застал три дня назад. Чудо, что крестник вообще пошел на контакт. Ведь в его отнюдь не детском понимании – мелкого все бросили. Ну, ничего. Дайте только в себя прийти, и тогда возмездие не заставит себя долго ждать.

– Ладно, ради поиска мамы я, так и быть, усядусь в ясельную пытку.

Звонкий голосок вырвал меня из задумчивости. Пропускаю мимо ушей упоминание об мифической бабе и киваю. Немного слукавлю, ничего страшного. Но в магазин нам надо и как можно скорее.

Да у меня глаз дергается от внешнего вида мелкого. Как за неделю они могли превратить его из домашнего, ухоженного ребенка – в это. Грязные, сальные волосы (спасибо хоть не обрили налысо). Перепачканная выцветшая чужая куртка. На размер, а то и два больше, да он утонул в ней! Обувь, которую явно носили еще при совке. Да и сам пацан как-то потух, стал белее мела, а в глазах нет прежнего задора. Но последнее, скорее, из-за жизненных обстоятельств. Хочется скорее переодеть его и отмыть. Духами побрызгать, лишь бы избавиться от гнилого запаха «детдома».

Аж самого передернуло из-за отвращения. Убедившись, что Ярик сам себя застегнул, прыгаю за руль и мчусь. Забываю, что теперь не один, привычно втапливаю педаль газа в пол, пока мчимся по скоростной дороге.

Но, едва ловлю прищуренный и такой рассерженный детский взгляд в зеркале заднего вида, что сбавляю скорость. Кашляю смехом в кулак, ведь нереально оставаться серьезным.

В торговом центре не только у меня глаза разбежались. И, пока я вертел головой, выискивая детские отделы…

– О-о-о, – воодушевленно протянул Ярик.