Газеты разразились весьма драматичным повествованием о распаде знаменитой и благополучной пары и, не стесняясь, поливали грязью Миа, обвиняя ее в том, что она разрушила прочный и долгий брак. Ее заклеймили жадной до денег щучкой, ищущей себе покровителя, и ни одно издание не смягчило атаки. Однако Миа оказалась крепким орешком – впоследствии ее называли «Снежная королева» – и ни разу не позволила себе выказать подлинных чувств. Даже во время показа слезного интервью с Анджелой Романо, что вскоре должна была стать бывшей женой Рафаэля, Миа была поймана в объектив папарацци мирно гуляющей по магазинам. Но Данте не присоединился к коллективной травле, потому что его враждебность носила исключительно личный характер. Его жгучая ненависть и презрение имели скорее целью самосохранение.

Он сам занялся укреплением бизнеса, чтобы не отдать его в жадные руки этой золотоискательницы. Потом последовал быстрый развод отца и матери – и через шесть месяцев после первой встречи с Данте Миа Гамильтон стала носить фамилию Романо. Разумеется, его на свадьбе не было. Он отправил отцу записку, написанную от руки, где говорил, что никогда не признавал институт брака – а теперь окончательно в нем разочаровался. На свадьбу, впрочем, не пришел никто из их семьи. Мать переехала в Рим, где и жила по сей день, а дражайшая мачеха с тех пор обитала в семейном поместье в Тоскане.

Единственным преимуществом болезни отца было то, что его светская жизнь в Риме стала весьма ограниченной, и в результате Миа оказалась в тени – наверняка громко проклиная Рафаэля за то, что весь блеск и великолепие титула Романо обходит ее стороной.

– Спасибо за все, что вы для него сделали, – сказал Данте врачу. Подумав о том, что ему предстоит, он невольно приложил руку ко лбу. – Я сообщу семье.

Закончив разговор, Данте постоял немного, собираясь с мыслями. Скоро процесс будет запущен – собственные похороны отец запланировал так же тщательно, как некогда занимался первой винодельней и недвижимостью на холмах Тосканы, благодаря чему они и превратились в огромную империю. О, как же ему будет не хватать отца – несмотря на все разногласия.

– Сара, – произнес он, нажав кнопку селекторной связи, – не могла бы ты попросить Стефано и Ариану подняться ко мне в офис, пожалуйста?

– Разумеется.

– Луиджи тоже, – добавил Данте.

Близнецам было двадцать пять лет, ему самому – тридцать два. На новость о смерти отца они отреагировали по-разному: Стефано стоял бледный и молчаливый, Ариана же, любимица отца, не скрывала бурных рыданий. Луиджи тоже потрясла новость о смерти старшего брата, и он сидел ошеломленный, уронив голову на руки.

– Нужно сообщить матери, – сказал Данте.

Он предложил Луиджи воспользоваться вертолетом, чтобы отправиться в Луктано и сообщить новость жене.

Ужасно, думал он, направляясь обратно в зал заседаний, что совет директоров узнает о смерти отца прежде, чем мама, но они, должно быть, уже слышали плач Арианы, и уехать всем троим, ничего не объяснив, будет слишком странно. Впрочем, люди уже начали догадываться. Оглядывая серьезные лица, Данте отметил, что многие плакали – Рафаэля Романо, хоть он и был строгим начальником, любили и уважали за преданность делу и страсть к работе.

– Новость не должна выйти за пределы этих стен, – серьезно и немного грустно произнес Данте. – Официальное объявление будет сделано в свое время, но некоторым особенно значимым людям необходимо сообщить об этом лично.

Все поняли, кого Данте имеет в виду.

– Нам нужно отправиться к ней сейчас, – сказал он, обнимая сестру. – Поехали.