– Они ее не убили?

– Я не знаю, что они там делают. Но, может быть, я почувствовал не Катрин. Кого? Эдгара нет, остальные разбежались кто куда…

– Кому же там еще быть? Маринка?

– Маринка здесь, в городе, – прошелестел его голос. – Именно поэтому не надо, чтобы Смотрители приезжали. Ее легче всего найти. Девочка очень уязвима.

– Она злится на меня за Дэниэла?

– Нет. – Макс коснулся губами моего лба, словно хотел убедиться, что температура пошла на убыль, а значит, Антона снова принялись лечить. – Я рассказал ей, что было на самом деле с моей матерью. Она меня поняла. Но объяснить, что между взрослыми существуют свои отношения, я не смог. Боюсь, тебе самой придется с ней поговорить.

Я поежилась. Вспомнила холодные ненавидящие глаза, бледное напряженное лицо, растрепанные локоны. Я не должна была такое думать, но невольно появилась мысль, что для Маринки лучше было бы умереть, чем стать вампиром. Мне казалось, смерть для нее была бы гуманнее.

– Ты с ней часто встречаешься? – О чем-то я его хотела спросить? Какая-то еще встреча меня волновала, чьи-то глаза…

– Она уже неплохо освоилась, ей не требуются учителя.

– Может, не один ты интересуешься происходящим в Москве? Кстати, а где Лео?

– Лео в своей любимой Франции, в двадцатый раз прогуливается по залам Лувра. Или бродит по музеям Флоренции. Он всегда был неравнодушен к прерафаэлитам[9]. Последние события сильно пошатнули его внутренний мир. А искусство возвращает ему ощущение гармонии.

– Тогда, может, все же Эдгар? Пришел мстить за Грегора…

– Про Эдгара ничего не скажу. Его нельзя обнаружить, если он сам того не захочет. Но если город сейчас пуст, значит, Эдгар ушел, а вслед за ним потянулись все. Сидит сейчас где-нибудь в Китае или Индии. Там своеобразное отношение к смерти, оно нам очень подходит.

Я невольно вздохнула. Индия им подходит… Вот ведь незадача какая! На мгновение я прикрыла веки и вдруг увидела, что на меня в упор смотрят маленькие красные глазки-бусинки. Крыса пискнула и убежала в темный угол. Тревога толкнулась в горле.

– Белка! – выпрямилась я. – Мне надо покормить крысу, а то она кого-нибудь съест.

– Останься, я принесу твою крысу. – Макс опустил руку мне на плечо, но вместо радости его жест почему-то вызвал недовольство.

– Сама схожу за ней. – Я попыталась встать, но соскользнуть с колен не получилось.

– Не уходи. – Голос Макса был глух. Он не просил, кажется, он… приказывал?

– Родители уже ушли, – наполнялась я раздражением.

– Ты же, как всегда, без ключа, – напомнил Макс.

– А как ты вошел? – Я кивнула на чайник.

– Попросил, чтобы мне открыли. Извини, но я не обладаю способностью отворять запертые двери. Мне легче сломать.

Ладно, дверь коридора откроет сосед. А квартиру? Надо посмотреть в куртке, ключи наверняка там.

– Мама могла задержаться. – Я высвободилась из рук Макса. Не понимаю, почему он меня удерживает. Что за дела? Я хочу уйти. Мне надо умыться, переодеться. Хочется выпить кофе с сыром. А здесь темно, стены давят…

– Она ушла. – Макс остался сидеть на стуле. – Тебе лучше еще немного подождать.

– Кого подождать?

Куртка не находилась. Я ее вообще до мастерской-то донесла? Или в порыве страсти ее с меня сорвали еще на лестнице?

– Около двери висит на крючке, – подсказал Макс. – Но я бы на твоем месте допил чай…

Я выразительно посмотрела на пол. Моих любимых рыбок больше не было. Они разбились, вывернув наружу комок разварившегося чая и коричневую жижу.

– Мне нужна новая чашка. – Куртка была неприятно прохладной.

– Я принесу. – Макс не сдвинулся с места.

– Схожу сама! – Терпеть не могу, когда меня задерживают. И когда ничего не объясняют. Мог бы не сидеть здесь истуканом, а… – Как же ты войдешь в закрытую квартиру?