Между этими мыслями не должна была возникнуть связь, но в тот миг она появилась, и на глаза Мэгги сразу же навернулись слезы. Она умирает, она в самом деле умирает, и до нее вдруг дошло, что скоро она встретит свое самое последнее Рождество.

Как же ей следует распорядиться последними драгоценными неделями? И что вообще означает «качество жизни», если речь идет о повседневных обстоятельствах? Она и так уже спит больше, чем когда-либо, но что подразумевается под качеством – следует ли высыпаться, чтобы чувствовать себя лучше, или спать поменьше, чтобы дни продолжались дольше? А как быть с привычными делами? Утруждать ли себя записью на чистку зубов? Рассчитаться ли с долгами по кредиткам или продолжать сорить деньгами? Потому что какое это имеет значение? Что вообще имеет значение на самом деле?

Сотни беспорядочных мыслей и вопросов обрушились на Мэгги; совсем растерявшись, она почувствовала, что захлебывается слезами, и наконец сдалась. Она не знала, сколько продолжался всплеск эмоций – время ускользнуло. Наконец выплакавшись, она встала и вытерла глаза. Взглянула в окно с односторонним стеклом над письменным столом, убедилась, что в галерее не осталось ни души и что входная дверь заперта. Как ни странно, Марка нигде не было, хотя свет остался включенным. Пока она размышляла, где бы он мог быть, в дверь постучали. Даже его стук был вежливым.

Она задумалась, как оправдываться, пока видны следы ее срыва, но потом решила: к чему беспокоиться? Ей давно уже нет дела до собственной внешности; она понимала, что выглядит ужасно даже в лучшие моменты.

– Заходите, – позвала она, и пока Марк входил, вытащила салфетку из коробки на столе и высморкалась.

– Привет, – тихо произнес он.

– Ага.

– Тяжко?

– Да ничего.

– Я подумал, что это вам не повредит, – он протянул стакан из тех, что продают навынос. – Бананово-клубничный смузи с ванильным мороженым. Вдруг поможет.

Она узнала логотип на стакане – заведение по соседству, через пару дверей от галереи, – и удивилась, откуда он узнал, что с ней творится. Может, догадался, заметив, что она сразу прошла к себе, а может, просто вспомнил просьбу Тринити.

– Спасибо, – она взяла стакан.

– Вы как, ничего?

– Бывало и лучше, – она отпила глоток, радуясь, что сладость напитка ощущают даже ее измученные вкусовые рецепторы. – Как прошел день?

– Насыщенно, но лучше, чем прошлая пятница. Мы продали три фотокопии, в том числе уже третью «Спешку».

Количество копий каждой ее фотографии ограничивалось двадцатью пятью; чем ниже был номер копии, тем выше цена. Снимок, о котором говорил Марк, был сделан в час пик в токийской подземке, где платформу заполонили тысячи мужчин в черных костюмах, которые выглядели совершенно одинаковыми.

– А скульптуры Тринити?

– Сегодня ни одной, но по-моему, есть большая вероятность, что продадим в ближайшем будущем. Днем заходила Джекки Бернстайн вместе со своим консультантом.

Мэгги кивнула. Джекки уже купила ранее две работы Тринити, и он будет рад узнать, что она заинтересовалась еще одной.

– Что там с сайтом и телефонными заказами?

– Шесть подтверждены, двое покупателей запросили дополнительную информацию. Подготовка проданных работ к отправке много времени не займет. Если хотите отправиться домой, могу помочь.

Едва он это произнес, у Мэгги в голове начали всплывать вопросы: действительно ли я хочу домой? В пустую квартиру? Киснуть в одиночестве?

– Нет, я останусь, – отказалась она, встряхнув головой. – Во всяком случае, на некоторое время.

Она почувствовала, что Марку стало любопытно, но расспрашивать он не станет. И поняла, что собеседования все еще напоминают о себе.