Распахнув веки, я обнаружил себя стоящим на высоких узких ступенях подземного тоннеля. В стенах его зияли маленькие смотровые оконца, ведущие в смежные полузатопленные помещения, откуда, очевидно, и доносился этот противный запах.

Опять! Опять я вернулся в этот проклятый осязаемый сон! Запахи, прикосновения, температура, вновь все ощущалось как наяву. Более того, я обнаружил себя ровно в том же самом месте, где закончился мой предыдущий аналогичный сон. Я стоял на ступенях, ведущих в тоннель, и смотрел на разверзнутую в самом центре прохода яму. Вновь я испытал тот холодный липкий ужас, страх перед чем-то потусторонним, необъяснимым, неким иррациональным злом, явившимся из самой тьмы, что обволакивал меня, словно туман и следил за мной с той стороны реальности. Это невозможно было ни объяснить, ни увидеть, это можно было только почувствовать.

Вопреки всякой логике, я медленно побрел к черной яме, желая в нее заглянуть. Ночь была безветренной, если бы ни звуки моих шагов, я бы и вовсе подумал, что оглох. Итого, хрустя мелкими камешками под ногами, я уверенно приближался к своей цели. И вот, наконец, когда мне оставалось сделать последний шаг, я остановился и слегка склонился над краем ямы.

Несмотря на позднюю ночь и на то, что в заброшенном тоннеле, очевидно, не было никакого освещения, я все равно мог неплохо ориентироваться в этой темноте. В яму не проникало ни единого лучика света даже солнечным днем, что уж говорить о середине ночи. Тем не менее, заглянув в нее, я каким-то образом сумел разглядеть в яме дерево. Да, дерево! Оно будто росло под землей, а его ветви, словно дорожка или лесенка, тянулись к краям ямы. Присмотревшись лучше, я понял, что голые ветви его напоминали, скорее, лианы: лысые и покрытые темной скользкой корой. Я все больше склонялся к дыре, пока в один момент мне не показалось, будто из нее до меня доносится человеческая речь. Голоса эти, много раз отраженные от стен, были столь тихими и неразборчивыми, что в один момент мне начало казаться, будто звучат они только в моей голове. Но нет, я действительно слышал их! Простые будничные голоса, мужские и женские, взрослые и детские: разговоры, смех, плач младенца, однако речь их, многократно отраженная от стен глубокой пропасти, была неразборчивой и слитой в единый малопонятный шум.

И вот во тьме бездонной ямы показалось еле различимое светлое пятно, в котором я спустя мгновение уловил контуры человеческого лица. Оно приближалось ко мне, медленно приобретая черты и детали, словно бы формируясь из самой черноты. И тут меня обуял такой ужас, какого я не испытывал, пожалуй, никогда в своей жизни. Однако не успел я броситься бежать из этого кошмарного места прочь, как в мои барабанные перепонки вонзился оглушительный грохот, который доносился, казалось, отовсюду разом.

Я проснулся от странного ощущения, будто кто-то яростными рывками толкает мою кровать вперед-назад. Шкаф, комод, телевизор и прикроватная тумба, вся мебель в моей комнате подскакивала, елозила по линолеуму, окна звенели, а люстра раскачивалась под потолком словно маятник.

Я соскочил с кровати, но не смог удержаться на расслабленных ногах и упал на ковер, ощутимо ударившись локтями и коленями. И вдруг все прекратилось. Прекратилось, будто и не происходило вовсе.

Это было землетрясение, короткое, но особо ярко ощутимое на нашем пятом этаже да на пригорке, на котором стоял дом. Родители забежали в мою спальню прежде, чем я успел сам открыть дверь.

– Быстро на выход! – скомандовал отец.

Непослушными руками я схватил с тумбы телефон и документы, натянул на себя штаны и выскочил в подъезд, продолжая одеваться прямо на ходу. Жильцы первых этажей уже стояли во дворе, осматривая фасад нашей пятиэтажки, а в течение последующих пяти минут наружу вышли и остальные наши соседи. Внезапная стихия разбудила весь город, на улице стоял такой гвалт, какого обычно не случалось и днем.